Александр Солженицын

В круге первом


Скачать книгу

ты думаешь, что плохое?

      – Я сразу почувствовала, когда ещё звонили. И по вам вижу.

      – А когда будешь звать на «ты»?

      – Пока не надо… Что случилось?

      Тепло её незнакомого тела передавалось его коленям, и через руки, и по всей высоте. Незнакомого до полной загадки, ибо всякое было незнакомо арестанту-солдату через столько лет. А и память юности не у каждого обильна.

      Симочка была удивительно легка: кости ли её надуты воздухом, из воска ли её сделали – она казалась невесомой, как птица, увеличенная в объёме перьями.

      – Да, перепёлочка… Кажется, я… скоро уеду.

      Она извернулась в его руках и, роняя платок с плеч, сколь крепко могла, обнимала:

      – Ку-да-а?

      – Как куда? Мы – люди бездны. Мы исчезаем, откуда выплыли, – в лагерь, – рассудливо объяснял Глеб.

      – За что-о-о-же?? – не словами, а стоном вышло из Симочки.

      Глеб смотрел близко и даже недоуменно в глаза этой некрасивой девушки, любовь которой так нечаянно, так без усилий заслужил. Она была захвачена его судьбою больше, чем он сам.

      – Можно было и остаться. Но в другой лаборатории. Мы всё равно не были бы вместе.

      (Он так сейчас выговорил, будто именно из-за этого в кабинете Антона отказался. Но он выговорил механическим сочетанием звуков, как говорил и Вокодер. На самом деле таково было арестантское крайнее положение, что, и перейдя в другую лабораторию, Глеб искал бы всего этого с женщиной, работающей рядом, и оставшись в Акустической – с любой другой женщиной, любого вида, назначенной работать за смежный стол вместо Симочки.)

      А она маленьким тельцем вся теснилась к нему и целовала.

      Эти минувшие недели, после первого поцелуя, – зачем было щадить Симочку, жалеть её призрачное будущее счастье? Вряд ли найдёт она жениха, всё равно достанется кому-нибудь так. Сама идёт в руки, и с таким испугом стучит у обоих… Перед тем, как нырнуть в лагеря, где уж этого ни за что не будет…

      – Мне жаль будет уехать… так… Я хотел бы увезти память о… о твоём… о твоей…

      Она стремглав опустила смущённое лицо и сопротивлялась его пальцам, пытавшимся вновь запрокинуть ей голову.

      – Перепёлочка… ну, не прячься… Ну, подними головку. Что ты замолчала? А ты – хочешь?

      Она вскинула голову и изглубока сказала:

      – Я буду вас ждать! Вам – пять осталось? – я буду вас пять лет ждать! А вы, когда освободитесь, – вернётесь ко мне?

      Он этого не говорил. Она поворачивала так, будто у него нет жены. Она обязательно хотела замуж, долгоносенькая!

      Жена Глеба жила тут же, где-то в Москве. Где-то в Москве, но всё равно как если бы и на Марсе.

      А кроме Симочки на коленях и кроме жены на Марсе, ещё были в письменном столе захороненные – его этюды о русской революции, забравшие столько труда, втянувшие лучшие мысли. Его первые нащупывающие формулировки.

      Ни клочка записей не выпускали с шарашки. Да и на обысках пересылок они могли дать ему только новый срок.

      И надо было солгать сейчас! Солгать, пообещать, как это всегда обещается. И тогда, уезжая, безопасно оставить