Александр Солженицын

В круге первом


Скачать книгу

гвен… жан… – и отпустила клапан. И ещё тёрлась головой о грудь Глеба. – Надо идти, становится заметно. Ну, отпустите меня…

      Но в голосе её не было никакой решительности.

      Он плотней охватил и сильно прижал её к себе вверху, внизу, всю:

      – Нет!.. Я отпускал тебя – и зря. А вот теперь – нет!

      – Опомнитесь, меня ждут! Надо лабораторию закрывать!

      – Сейчас! Здесь! – требовал он.

      И целовал.

      – Не сегодня! – возражала она, послушная.

      – Когда же?

      – В понедельник… я опять буду дежурить, вместо Лиры… Приходите в ужинный перерыв… Целый час будем с вами… Если этот сумасшедший Валентуля не придёт…

      Пока Глеб открывал одни и отпирал другие двери, Сима была уже застёгнута, причёсана и вышла первая, неприступно-холодна.

      14. Синий свет

      – Я в эту синюю лампочку когда-нибудь сапогом запузырю, чтоб не раздражала.

      – Не попадёшь.

      – С пяти метров – чего не попасть? Спорим на завтрашний компот?

      – Ты ж разуваешься на нижней койке, метр добавь.

      – Ну, с шести. Ведь вот, гады, чего не выдумают – лишь бы зэкам досадить. Всю ночь на глаза давит.

      – Синий свет?

      – А что? Световое давление. Лебедев открыл. Аристипп Иваныч, вы не спите? Не откажите в любезности, подайте мне наверх один мой сапог.

      – Сапог, Вячеслав Петрович, я могу вам передать, но ответьте прежде, чем вам не угодил синий свет?

      – Хотя бы тем, что у него длина волны короткая, а кванты большие. Кванты по глазам бьют.

      – Светит он мягко, и мне лично напоминает синюю лампадку, которую в детстве зажигала на ночь мама.

      – Мама! – в голубых погонах! Вот вам, пожалуйста, разве можно людям дать подлинную демократию? Я заметил: в любой камере по любому мельчайшему вопросу – о мытье мисок, о подметании пола – вспыхивают оттенки всех противоположных мнений. Свобода погубила бы людей. Только дубина, увы, может указать им истину.

      – А что, лампадке здесь было бы под стать. Ведь это – бывший алтарь.

      – Не алтарь, а купол алтаря. Тут перекрытие междуэтажное добавили.

      – Дмитрий Александрыч! Что вы делаете? В декабре окно открываете! Пора это кончать.

      – Господа! Кислород как раз и делает зэка безсмертным. В комнате двадцать четыре человека, на дворе – ни мороза, ни ветра. Я открываю на Эренбурга.

      – И даже на полтора! На верхних койках духотища!

      – Эренбурга вы как считаете – по ширине?

      – Нет, господа, по длине, очень хорошо упирается в раму.

      – С ума сойти, где мой лагерный бушлат?

      – Всех этих кислородников я послал бы на Оймякон, на общие. При шестидесяти градусах ниже нуля они бы отработали двенадцать часиков – в козлятник бы приползли, только бы тепло!

      – В принципе я не против кислорода, но почему кислород всегда холодный? Я – за подогретый кислород.

      – …Что за чёрт? Почему в комнате темно? Почему так рано гасят белый свет?

      – Валентуля, вы фраер! Вы бродили