мою маму. Это далось нелегко, но Сэнди заверила ее, что будет присматривать здесь за мной. Моя мама хотела полететь со мной сама, но я знала, что она никогда не оставит свою работу и Аннабель.
Сэнди была с нами в первые несколько дней на Гавайях, а потом вернулась в Лос-Анджелес. Я не видела ее больше двух недель. Думаю, Сэнди можно считать и моим менеджером. У всех в Лос-Анджелесе есть менеджер.
За ее спиной появляется Уайатт, наш режиссер, и я замираю. Я все еще в халате, а Уайатт не тот человек, кому я могла бы спокойно показаться в таком виде.
– Тебе надо позвонить на стойку администрации, – отвечает он. – То, что подают в столовой, отвратительно.
На нем черные джинсы, черная футболка и кроссовки – в общем, костюм, который ясно дает понять, что поездка на Гавайи для него серьезное неудобство, а не развлечение. Не только его стиль явно противится тропикам. Даже прическа, его собственный вид афро, определенно настроена против теплой погоды.
– В десять начинаем, – говорит Уайатт. – Невероятно, что ремонт освещения в одной комнате занимает шесть проклятых часов.
– Хотите воды? – спрашивает Райнер. Райнер расслаблен, как всегда, но при виде Уайатта он встает и протягивает ему бутылку.
– Нет, – отвечает Уайатт и поворачивается ко мне. – Разве ты не должна уже быть в гримерной? – Я чувствую, как мое лицо заливается румянцем, а руки потеют.
Я открываю рот, чтобы ответить, но Райнер встревает:
– Это я виноват, я не давал ей уйти. – Он искоса смотрит на меня и подмигивает. – Но да, иди подправь свое личико.
– Спасибо. – Хоть я и отвечаю с сарказмом, я действительно ему благодарна. Мне не нужна еще одна лекция от Уайатта. Но могло быть и хуже. Он мог бы отчитать меня на площадке, перед всеми, как это обычно происходит.
Несмотря на то, что снимаемся только мы с Райнером, на площадке с нами еще куча народу. Монтажеры, ассистенты видеорежиссера и линейные продюсеры. Осветители и постановщики трюков. Людей так много, что мне понадобилось бы десять тетрадей на спирали, чтобы записать всех. Я учусь, потихоньку. Меня будто бы из детского сада сразу перевели в колледж. К счастью, у меня есть Райнер в качестве наставника. Вся команда любит его, и он все время всех подкалывает. Он уже как минимум трижды натягивал прозрачную пленку на унитаз в студии звукозаписи.
– Пойдем, Пи Джи. Я прогуляюсь с тобой, – говорит Райнер.
После того как на пресс-релизе было объявлено, кто будет играть Август, СМИ прицепились к тому, что мое имя никому не известно. Крепко прицепились. С тех пор они зовут меня Пи Джи за мою «непорочность». В честь «детского» рейтинга фильмов[4]. Когда я говорила с Кассандрой по телефону, то подчеркнула, что я не настолько уж и непорочна. У меня просто пока не было возможности набраться дурного опыта, хоть это и прозвучало странно. В общем, Райнер теперь зовет меня Пи Джи, и меня бы это раздражало, не будь у него той ямочки на правой щеке. Из-за нее мне сложно всерьез на него злиться.
Сэнди взмахивает