нему поехать.
– На Миллионную? Ты тоже был там?..
– Нет. Я знал, что застану Хаткевича только в Генштабе – он сейчас много работает.
Спрашивать, над чем именно работает генерал, и о чем Ильицкий, давно оставивший военную карьеру, «накануне» говорил с ним – мне очень не хотелось. Потому что ответ я, кажется, знала. Наверное, я знала его всегда – лишь позволила себе на время поверить, что у нас с Женей может быть все хорошо и правильно. Как у всех. Что я смогу стать просто радушной хозяйкой дома, где всегда рады гостям, а он – просто преподавателем истории.
Неужели я всерьез в это верила? С нашим-то прошлым?
– Женя, я спрошу у тебя еще лишь одно – и более никогда не вернусь к этой теме. Кто твой новый начальник? Я не про Университет. – Он шумно выдохнул, а я потянулась через стол, чтобы найти его руку. – Пожалуйста, скажи, что не Якимов?
И по глазам поняла, что угадала.
– Он не начальник мне, а куратор. Отчего он тебе не нравится? Разве он сделал что-то дурное?
– Нет, не сделал… – с сомнением ответила я.
– Я помню, что вы не очень поладили тогда, в Москве. Но Якимов, каким бы человеком он ни был, ярый патриот. Монархист. Все, что он делает – он делает на благо государства.
– Я помню, – торопливо кивнула я.
– Лишь потому я и с ним, что здесь наши взгляды совпадают.
Я снова кивнула. Мне требовалось время, чтобы с этим смириться. Много времени. Нужно было сменить тему – я не хотела говорить о Якимове сейчас.
– Женя, постой… – перебила я мужа, не дав сказать еще что-то замечательное о его кураторе, – эта девушка, незнакомка с родинкой – кто она? Что ей от тебя было нужно?
Он снова вздохнул. А потом с бесконечной усталостью ответил:
– Никто. Вообще никто. Она совершенно случайная девица, по глупости собственной влезшая в неженское дело. Она никому не нужна и не интересна. Если усидит тихо и не будет высовываться, то она даже останется жива.
Признаться, я похолодела после Жениных слов. Сам он не стал бы угрожать женщине – ни за что. Но ежели за всем этим стоит Якимов… кем бы незнакомка ни была, и в чем бы ни провинилась – высовываться ей и впрямь нельзя.
* * *
…несколькими неделями позже, в Доме предварительного заключения на Шпалерной улице
Половину ночи я лежала без сна, жадно всматриваясь в темноту перед глазами и готовая вскочить при всяком постороннем звуке. Ничего, чем можно защититься, у меня не было. Даже ложку, припасенную с обеда, велели вернуть. Можно ли защититься ложкой? Не хотелось бы мне этого узнать… Неловко признавать, но я боялась этих женщин, запертых со мною в каменном мешке Дома предварительного заключения – так называлось это место. Я гордо держала голову, уверенно и прямо смотрела им в глаза и вежливо-отстраненно отвечала, ежели спрашивали. Но как же я при этом боялась…
Когда рядом скрипнули старые дощатые лавки – здесь они назывались нарами – я тотчас проснулась. Оказалось, что я все-таки задремала уже перед рассветом. Сразу без промедлений поднялась