разные чувства у королевской свиты. Католик Пьер де Бурдейль, сопровождавший Марию, жаловался, что, когда королева пожелала отправиться спать, несколько сотен «молодчиков из числа жителей этого города» собрались под ее окном и играли на скрипках и других струнных инструментах и распевали псалмы «так дурно и фальшиво, что вряд ли можно было бы исполнить еще хуже».
31 августа, почти через две недели после возвращения королевы, наконец очнулся мэр Эдинбурга и устроил банкет в старом особняке кардинала Битона для королевы и ее свиты, а также всех присутствующих из семьи Гизов. На следующий день Виллеганьон отплыл домой, а вместе с ним и те немногие сопровождающие Марии, которые не захотели оставаться в Шотландии дольше, чем того требовали их официальные обязанности.
Но в тот момент, когда Мария впервые прошла по пустым комнатам Холирудского дворца, скорее всего, она испытывала колоссальное волнение. Она впервые ощутила себя королевой. К этому ее готовили с самого рождения. Она со смешанным чувством печали смотрела на пустующие со дня смерти ее матери комнаты. Год назад старую мебель убрали, а вещи Марии еще не прибыли. В детстве Мария ни разу сюда не приезжала, и Холирудский дворец был для нее совсем незнаком. Теперь же она видела, что ее отец и в архитектуре придерживался французского стиля. Башня Якова V, в которой жила Мария, была скопирована с башни Франциска I замка Шамбор, где она не раз останавливалась. Новый западный фасад дворца с большими окнами и каменной резьбой, выстроенный в честь Мадлен, дочери Франциска I и первой жены Якова V, был очень похож на знаменитую террасу в Шамборе. Когда Мадлен умерла, и Яков женился во второй раз, мать королевы Марии приказала разбить обширные сады по образу тех, которые она хорошо знала по многочисленным визитам в Сен-Жермен, Фонтенбло, Амбуаз и Блуа.
Мария оказалась в более привычном окружении, чем могла ожидать, и, вероятно, не заметила особых перемен в пище и распорядке дня, потому что основную часть домашнего персонала королева привезла с собой из Франции: от камердинеров, швейцаров, поваров, буфетчиков, портного до священников, врачей и аптекаря. Она сохранила французскую прислугу на протяжении всего своего правления, оплачивая труды из дохода, который она получала как вдовствующая королева Франции, и ее штат вырос до ста семидесяти человек.
Другим оказался климат. Шотландия сильно отличалась от Парижа и от долины Луары. Летний зной не был столь безжалостным, как в Парижском бассейне или в Турене, а вот зима оказалась гораздо более суровой, чем в Пикардии или Нормандии. Весна приходила на шесть недель позже, а осень – примерно на месяц раньше.
Свита Марии сразу заметила бедность шотландцев. Бурдейль, отличавшийся склонностью к преувеличениям, предсказывал, что Марии будет легко произвести впечатление на бедняков: один только вид нищеты, вспоминал он, вызывал слезы жалости на ее глазах. А Сесилу, собиравшему все известия о прибытии королевы, донесли, что «бедность ее подданных значительно