себе такого. Обычно это был кофе в постель, но готовил его я. А тут непонятно, то ли по-хозяйски, то ли по неразумению. Предположив, что последнее более вероятно, вследствие её возраста, решил успокоиться. Я сел на табурет и стал наблюдать за ней. Оля готовила бутерброды со знанием дела, ни одного лишнего жеста, ни одного неточного движения, будто не первый раз хозяйничала на моей кухне, на той самой кухне, куда посторонним женщинам вход был, как правило, воспрещён. Меня всегда коробило желание приходящих гостий, навести свой порядок на моей кухне, я это всегда рассматривал, как некий рывок для прыжка в направлении моего сердца, без моего согласия, что и приводило к немедленному расставанию с ними. А тут было что-то другое, не совсем понятное мне. Я не узнавал себя. Давно я так не волновался, и где? На собственной кухне!
Оля уже положила нарезанный сыр на хлеб с маслом и наливала в чашки зелёный чай. Иногда она вскидывала на меня задумчивый взгляд, и тогда меня обдавало жаром. Её глаза – это было то, ради чего можно было потерять голову и надолго. У неё были изящные пальчики и взгляд много пережившей женщины, мудрый, спокойный и бездонный. Мужчина, не ищущий в женщине души, никогда не обратит внимания на глубину её глаз. Я по жизни желал познать, прежде всего, душу женщины. Это очень трудный, полный ошибок и заблуждений путь. Но он так заманчив интригой, красотой отношений, сложностью ситуаций. Так приятно в Макбет найти черты Дездемоны, а в Джульетте, к сожалению, наклонности Шапокляк.
Бутерброды ели с чаем без сахара, но с конфетами, найденными Олей в недрах стола и, я вдруг понял, что не смогу ей говорить на «вы». Никогда не флиртовал с семнадцатилетними. Хотя, помню, на заре печальной юности что-то было, но тогда был другим и я.
– Мама твоя, чем занимается?
Она неопределённо пожала плечами
– На химическом заводе кем-то.
– Кем-то?
– Каким-то инженером.
– А отец?
– Отца нет.
– Ты же сказала, они в гости уехали.
– С младшим братиком. Отец ушёл от нас к другой женщине, когда мне было шесть лет.
– Извини.
– Ничего страшного.
В её голосе опять я почувствовал жизненный недетский опыт. Бедная девочка! Я знал, как это бывает, когда тебя оставляет женщина, но когда тебя, маленького человечка, бросают ради женщины – это наверно гораздо страшнее. Человек, которого любил и считал своим навеки, так как зависел от него, вдруг, становился чужим.
– Братика как зовут?
– Антоша.
Я опять замолчал, как и вчера, вечером, не понимая, что с ней делать дальше. Чем-то заняться, выпроводить домой или куда-нибудь её сводить?
– Ты со мной вчера, зачем пошла?
– Но вы, же позвали…
– Зачем позвал?
Она насупилась и замолчала
– А как ты оказалась на улице в такой поздний час?
– Я ехала от подружки на маршрутке, машина сломалась.
– И ты собиралась