не о ней. Я о Центральном банке, – уточнил Кошкин, а потом вдруг продолжил: – «Многоуважаемый Лев Давидович, Центральный банк уведомляет вас о прекращении финансирования социальных программ, призванных повысить деторождаемость… Основание – полное отсутствие финансовых средств на Ваших счетах».
– Я же говорила! – воскликнула Софья Степановна. – Большов доведет нас до ручки своими прожектами – ему только волю дай! Он же не может ничего, кроме как плавать…
– Ходить, – поправил ее сын. – На кораблях ходят.
– Не важно! Его не для того туда поставили, потому что после его избрания мы, выходит, приплыли… Но тебе-то откуда известно о прекращении финансирования?
– Оттуда… – Кошкин ткнул пальцем в сторону коридора. – От клиента… Но это ничего не меняет…
Он посмотрел в сторону Федора Ильича:
– Интересно, как у вас там устроено? Я имею в виду машину, о которой вы мне рассказывали… Нельзя ли на нее посмотреть?
– Это можно, – ответил Федор Ильич, на что Софья Степановна вдруг выкатила глаза.
– Мы же на дачу вроде как собрались! У нас там лужайка!
Начав с лужайки, хозяйка квартиры принялась рассказывать о даче в целом – где расположена, о соседях, а также про воздух, которым бы только дышать человеку.
Федор Ильич слушал внимательно. Воздух лесной, по его словам, был знаком ему больше всех. Этот воздух окружал его последнюю четверть века… Воздух, которым, к сожалению, сыт не будешь.
– Пусть прогуляются с Катенькой, если охота, – решила Софья Степановна. – А потом поедем к нам на дачу…
– Можно и так. Не возражаю…
Софья Степановна улыбнулась Федору Ильичу. Володеньке шел четвертый десяток, его будущее представлялось туманным. С появлением в доме андроида сын с головой ушел в работу: с утра за компьютер, затем прогулка, сон – и так в течение многих месяцев. Любые разговоры о том, что жизнь коротка, что сын может остаться один, не давали никаких результатов: Вовочка отвечал, что он не один такой, что так живут теперь многие, а то, что население при этом редеет, то это вроде как не проблема: меньше народа – больше кислорода.
Софья Степановна разводила от бессилия руками, хлопала себя по ляжкам.
«Вот и возьми тебя за рубль двадцать!» – восклицала она, потом шла к иконе Николая Угодника и горячо молилась, прося вразумить неопытное дитя. И вот он случай – сын притащил к себе в дом постояльцев.
«Слава тебе, господи, – радовалась мать, – сподобил наконец-то…»
Однако ближе к обеду Кошкин, Федор Ильич и Катенька, доставив Софью Степановну на дачу и взяв с нее честное слово, что она до их возвращения в город ни ногой, что она даже думать не будет об андроиде по имени Машка, уже ехали заброшенным бетонным шоссе. Местами из полотна торчала ржавая арматура, зияли выбоины, но в целом, несмотря на грохот колес, по дороге можно было все-таки ехать. За рулем сидел Федор Ильич. Перед этим он собирался остаться с Софьей Степановной на даче, но в последний момент вдруг вспомнил о трудностях предстоящей дороги, а также о том, что Катенька во многих вопросах