закрытыми дверцами. На стенах и под потолком висели длинные лампы, испуская стальной безжизненный свет.
Кошкин выбрался из машины. Зал был действительно круглой формы; вдоль противоположной от тоннеля стороны виднелись перила, ведущие книзу.
Шендерович подошел к одному из шкафов, отворил дверцу и уставился внутрь. В шкафу располагались какие-то приборы, с цифрами и стрелками, вращались круги размером с колесо от моноцикла, и всё это было объединено толстыми проводами в металлической рифленой оплетке.
– Киловатты тебе нужны… – бормотал Шендерович. – Что ж, дадим киловатты…
Он щелкнул тумблером. Свет в лампах дрогнул, и шкаф заворчал под нагрузкой.
– Я ж тебе специально убавил, – продолжал он. – Ты же у нас беспомощная в этом вопросе…
Закрыв шкаф, он прислушался. Со стороны колонны теперь доносилось отчетливое гудение.
– Что ж это такое, Федор Ильич? – спросил Кошкин
– Время!
Шендерович бросился к автомашине, прыгнул внутрь, запустил двигатель и включил передачу. Катенька с Кошкиным едва успевали за ним.
Машина метнулась к перилам и пошла вдоль стены, опускаясь вниз. Она шла кругами, опускаясь под землю, пока не оказалась в помещении с круглыми высокими стенами и все той же массивной колонной. Понизу имелось массивное утолщение в виде гигантской бочки, опоясывающей колонну.
От вращений по кругу Кошкина едва не вырвало, но он справился с тошнотой, выбрался из машины и, держась за дверцу, оглядел помещение. Внутрь утолщения вела овальная дверь с рукоятью в виде штурвала. В стороне от двери стояла белая будка с окном и стеклянной дверью – за ней виднелся монитор и черная клавиатура.
Кошкин не допускал даже мысли о существовании Машины. Для ее строительства не хватило бы никаких денег. Другое дело – Египетские пирамиды, которые, как выяснилось, соорудили пришельцы из созвездия Орион. Он и новым своим знакомым не верил, и учителю истории, пока не убедился лично.
– Броня… – произнес Шендерович, цепляясь руками за штурвал и глядя вверх колонны. – Выдерживает прямое попадание ядерной бомбы… Хотя, если разобраться, теперь это никого не волнует.
Штурвал, однако, не хотел вращаться. Федор Ильич изо всех сил пытался сдвинуть его с места, тряся бородой и краснея от напряжения. Катенька бросилась помогать, но тот крикнул:
– Отставить! Тут дело в другом…
– Опять не в духе?
– Кураж – святое дело…
Он шагнул в будку, включил компьютер и, стоя, стал тыкать пальцем в клавиатуру.
– Молодость моя… – раздался тот же голос. – Серо-буро-малиновый с продрисью… Теперь там дядя Вася.
– Ты его знаешь? – встрепенулся Федор Ильич. – Что за лох?
– Он не лох, – покровительственно сказала машина.
– И все же?
– С детских лет он вел тухлые разговоры об искусственном разуме. – «Это лучшее из того, что может придумать человек», – говорил он. Но Васёк не имеет никакого отношения к его