оленя ему не по силам, а про хищников и говорить нечего – самому бы при встрече целым остаться. А шить из шкурок зайцев и белок… Это же сколько их понадобится, да и не чувствовал он в себе таких портняжьих талантов, чтобы скомпоновать куртку из множества самых разных по размеру и качеству шкурок. Так что к себе в землянку он приперся злой, усталый и весь в раздумьях о будущем.
В следующий раз он вышел в лес спустя дней двадцать, если не считать кроткой пробежки на следующий день, чтобы собрать свои ловушки. В силки попался огромный красавец-глухарь, который ни за что не хотел сдаваться живым. Пришлось ткнуть его копьем, а потом прирезать ножом. Мальчишка подержал его вытянутой руке – килограмм на пять потянет. Уже хорошо. В петлю никто не попался. Не очень-то и хотелось… Хотя конечно хотелось и очень, но, когда он представил себе, как вдобавок к глухарю тащил бы на себе тушку пусть и не самого большого оленя килограмм этак в двадцать пять… Учитывая, что его собственный вес составлял где-то около тридцати килограмм да плюс еще нелегкие кожаные одежды… Нет косули и слава богу, он не муравей, которые, насколько он помнил из школьной программы, могут тащить на себе вес в шесть или семь раз больший. Глухаря бы дотащить и самое главное, сделать себе зарубку на память – нужны санки.
Всю следующую неделю он ел глухаря. Птиц оказался слишком велик, чтобы съесть его за раз, и мальчишка разделал его на куски, благо в погребе мясо могло храниться долго. В своем уродливом кастрюле-горшке он варил супы, тушил с грибами и даже один раз пробовал запечь в глине. Получилось так себе, но это был полезный опыт, а глухарь все равно оказался в желудке, пусть и немного сырым. Но самое главное – свежая дичь дала ему время посидеть в землянке, не отвлекаясь на охоту и он сумел провести это время с пользой. Он вспомнил давнее увлечение своей молодости. Он творил! Совсем уже профаном в резьбе по дереву он не был. Подростком он вполне профессионально рисовал, чеканил и резал по дереву. Потом, начав свою трудовую деятельность художником-оформителем в художественной мастерской при заводе, углубил свои знания, хотя если честно говорить, то остальная художественная братия, взрослые мужики, прошедшие Крым и рым, скорее научили его пить портвейн бутылками, закусывая его плавленым сырком. Но оставалось время и на работу, во время которой он научился писать различными шрифтами и разными перьями и самое главное – довел свои умения почти до совершенства. Во всяком случае его плакаты, стенды, чеканки из латуни и меди и деревянные маски вызывали восторг у окружающих и немало добавляли к его получке слесаря-ремонтника четвертого разряда.
Сначала он сделал легкие и крепкие санки. На полозья пошли ветки от «чертова дерева», а все остальное он сколотил, выбрав подходящий материал из имевшего запаса дров. На это ушли неделя времени и глухарь, заодно дошла до кондиции и так сухая береза. Но зато он набил руку, вспоминая давно подзабытые навыки. Так что к изготовлению лыж он приступил