на слезу, и на мгновение Натаниэлю кажется, будто девушка плачет по нему.
Только это невозможно. Слезы не бывают цвета крови, да и по нему никто не плачет. Но его взгляд прикован к следу, сбегающему по щеке кровавой слезой. Это самый прекрасный цвет, самый прекрасный шрам. Он тянется за прикосновением к щеке. И пусть все кренится, размывается и двоится, он не промахивается, и пусть девушка красива и не знакома с ним, она не отодвигается.
Да, Фрейя не отодвигается, но все внутри нее переворачивается. «Ко мне никто больше так не прикасается», – думает она. Хотя странно так думать, ведь сейчас к ней прикасаются все время: стилисты, наставники, мама, куча докторов, Хейден и воротилы лейбла, руки которых задерживаются на ее плечах, ногах и талии немного дольше положенного. Прикосновения этих людей, которые поддерживают ее, помогают, кажутся неживыми, но от прикосновения этого незнакомца ее сердце пускается вскачь.
Какого черта?
Кровь с ее щеки оказывается на пальце Натаниэля. Он не знает, что с ней делать. Вытереть? Облизать? Сделать переливание?
– Эй, ты, – кричит Спасительница, – можешь нам помочь?
«Ты», к которому она обратилась, приближается и начинает щелкать перед глазами Натаниэля.
Это очень неприятно.
– Не думаю, что это необходимо, – говорит она. – Он очнулся.
Щелканье продолжается.
– Ты в порядке? – спрашивает Щелкунчик.
«У тебя ведь все в порядке?» – Натаниэлю частенько задавали этот вопрос: товарищи по команде, с которыми тренировался, девчонки, некогда вьющиеся вокруг него, тренеры, которые считали его перспективным парнем. «У тебя ведь все в порядке?» – спрашивали они. После ухода мамы. После смерти бабушки Мэри. После потери глаза. «У тебя ведь все в порядке?»
«Остались только мы, приятель».
Позже Натаниэль понял, что это был пустой вопрос. Люди хотели успокоения, хотели снять с себя ответственность, потому даже при том, что он чувствовал себя плохо, словно лягушка, кипящая в кастрюле, словно поглощенный разверзшейся землей, отвечал им: «Все хорошо».
И это такая явная ложь. Когда все бывает хорошо?
Но люди это проглатывают. Когда он говорит им, что все хорошо, они улыбаются. Их облегчение всегда ощутимо и вызывает глубокую печаль, потому что Натаниэль в очередной раз позволяет себе думать, что их намерения искренни. Он как Чарли Браун с этим дурацким футболом.
«Если что-то понадобится, только свистни», – говорят они как по сценарию. На что Натаниэль как по команде отвечает: «Конечно». И позволив надеяться, он причиняет себе куда больше боли.
Нет. Он на это не купится. Не позволит уложить себя на лопатки. Пусть он уже лежит на спине.
Парень начинает подниматься.
– Помоги ему встать, – требует Спасительница и берет Натаниэля за одну руку, а Щелкунчик за вторую.
«Дай мне руку, Нат», – говорил ему папа, когда учил забираться на деревья, выше кроны, где можно увидеть все, вплоть до самой Канады. Мама очень злилась. «Не знаю, кто из вас больший ребенок».
Сейчас