двери закрывают.
Что там изучают – я не знаю.
Знаю то, что знают лишь доценты,
ассистенты, аспиранты и студенты.
Кто же я? Профессор всех наук?
Нет, я стихотворец этих мук.
Мне по нраву топот в коридорах,
или пустота моих дорог.
Тогда слышно: чей-то голос строг,
объясняет что-то без укора
тихим и доверчивым студентам,
ходит взад, вперед в апартаментах.
Улетели строгие сороки,
ветерок уносит иней прочь.
Красота лесов – мороза дочь —
в институт идет давать уроки:
холода, терпенья, белой склоки.
Потеплев, уходит тихо прочь.
«Сосна сегодня – верх очарования…»
Сосна сегодня – верх очарования,
она бела до кончика иглы,
и ей сегодня «королева» звание.
Березы в белой зависти скромны.
О, как чудесно в белой сказке леса
среди ветвей и елочных страстей,
где ветки чуть изогнуты от веса,
где снег, застыв, обвился вкруг ветвей.
Вот небеса морозны и парадны,
голубизна, сугробы облаков.
И наша жизнь проходит явно складно,
а фоном служит инея покров.
Нужна любовь или ее замена,
нужны снега и зябкая метель,
нужна как верность мелкая измена,
нужны мне руки, брюки и отель.
И в роскоши лесного наслаждения,
и в контурах белеющих берез,
и в розовом, чуть с зеленью свеченье,
мне не хватает просто алых роз.
«Спрятаться под куржаком…»
Спрятаться под куржаком,
отойти от пересудов,
слава точно наждаком
бьет паломников посуду.
Ошалевшая толпа
смотрит, пишет, рядит, судит.
Слухи, страсти с потолка
долго разум не пробудят.
Я смотрю за суетой,
нет ни зависти, ни лести,
будто каменной плитой
перемолоты все мести.
« Заманчивы – космические дали…»
Заманчивы – космические дали,
но красота зеленого кольца
прекрасней падишаха дани,
дороже королевского венца.
***
Ты – моя любовь – моя природа,
нет прекрасней в мире ничего.
Ты – красива только недотрогой.
Что еще сказать? Нет, ничего.
«Командировок тысячи в стране …»
Командировок тысячи в стране —
они источник деловой работы,
кто едет разбираться в кутерьме,
кто бегает по складам как во тьме,
кто план перемещает с криком: «Что, ты!»
И самолеты, поезда, машины
порою заменяют телеграф,
Ии остаются, чуть плаксиво жены,
скрывая раздражительные тоны,
в довольно непокорный нрав.
И я,