подъезд, в нос сразу ударил запах сырости и разложения. Я поспешила на четвертый этаж, перепрыгивая через две ступени. На площадке горела одинокая лампочка. Ветер задувал сквозь разбитые окна и она раскачивалась, как голова кобры.
Я постучала в металлическую дверь. Два удара. Всегда только два. Пароли стали невербальным общением между несовершенными. Это спасало от чужаков и облавы стражников. Последнее стало не редкостью. Дверь медленно приоткрылась.
– Чего тебе? – хмуро спросил Вася, замечая меня. У него был сломанный нос, из-за этого казалось, что его лицо вечно недовольное. Серебристые немытые волосы топорщились на голове, как вызревшие колосья пшеницы, начавшие подгнивать.
– Ищу работу, – ответила я, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
Мы друг друга недолюбливали с того дня, как я забрала у него одно дельце. Ему пришлось взять другое, но Вася облажался и его едва не схватили. И хотя я здесь была не при чем, он до сих пор думает, что я подставила его перед заказчиками. Его исключили из ряда орионов. И теперь Васька охранял вход в бар и тихо ненавидел меня.
Не моя проблема, что он не желал пачкать руки и работать на шахте. Я не отвечала за глупость другого человека.
– Тебя до сих пор не схватили? – притворно удивился он, гнусно улыбаясь, его желтые зубы, покрытые черным налетом вызывали только омерзение. Меня даже передернуло от отвращения.
– Как видишь, твоими молитвами, я всё еще здесь, – я бесцеремонно оттолкнула его и под возмущенные крики, прошла внутрь.
В коридоре весь бетон осыпался так, что обнажилась вся кирпичная кладка. На стенах висели постеры, картины и лозунги с непонятными теперь цитатами. На потолке болталась гирлянда из лампочек. Их яркий свет падал на пол, где лежали грязные ковры еще с того времени, как мне исполнилось десять.
Я прошла дальше и попала в шумный зал. Голоса на миг стихли, когда они увидели меня, но узнав, вернулись к прерванному разговору.
Деревянные столы отличались по форме и размеру, они были стянуты сюда из разных квартир, и занимали почти всё свободное пространство. Возле каждого стояли бочки вместо стульев. Внутри хранились припасы и выпивка. Я это знала, потому что видела, как Семеныч складывал внутрь сухие пайки и самодельный самогон.
В самом углу, на ящике, работал телевизор, проигрыватель CD-дисков стоял там же. Кто-то включил старый диск и теперь грохотал бодрый голос рока. Бар с напитками занимал всю бывшую кухню, и я пошла прямиком к нему.
– Привет, Панда, давно ты сюда не заглядывала, – произнес Семеныч, как только я уселась за грубо сколоченную столешницу.
– Тимка приболел, – я быстро оглядела зал, – Как сегодня? – я перевела тему, чтобы он не стал меня ни о чем спрашивать.
– Работы всем хватает, – многозначительно сказал Семеныч, – Не стой столбом, неси заказ за третий столик, – рявкнул он своему десятилетнему сыну. Женька испуганно схватил поднос и зашаркал по полу.
Семеныч повернулся ко мне, одна его голова смотрела в противоположную