похотливо суча лапками.
Лошадку тоже проняло – да так, что она буквально слетела с копыт. Тело её осело в траве, чем и воспользовался воспрянувший поэт. Со страстным стоном он обнял её за шею и зарылся лицом в гриву, покрывая нежную кожу лобзаньями, жаркими до боли.
– Не надо так… ну позязя… – простонала сражённая поняша.
Горячий язык Пьеро прошёлся по её шее, оставляя на нежнейшем голубом подшёрстке трагически-влажный след.
– Что ты со мной делаешь… – только и смогла выговорить пони, когда Пьеро добрался до тугого животика, где розовело маленькое упругое вымя с напряжёнными сосками.
Вконец разомлевшая поняша закатила глаза. С опустившейся в страстной гримаске губы потекла слюна, хвост сам собой задрался и отодвинулся в сторону, открывая сокровенные уголки. Из горла вырвалось хриплое, призывное ржанье.
Пьеро оторвался от вымени и бросился, как на амбразуру, на круп любимой, срывая с себя одежду.
– С-скобейда! – только и сказал Карабас, встряхивая головой и пытаясь удержать чих. Не получилось: механизм заработал, в груди бухнуло, тело раввина содрогнулось.
Арлекин, сидящий у корней пинии и от нечего делать крутящий в руках бэтмена, ища у того хоть какую-нибудь дырку, чтобы присунуть, поднял голову и ухмыльнулся.
– Шеф, чё стряслось?
Карабас не отвечал, раскачиваясь и громогласно чихая. Из бороды раввина сыпалась то ли перхоть, то ли дорожная пыль.
Наконец приступ кончился. Вспотевший, вымотанный бар Раббас утёр пот со лба и со вздохом уселся на повалившийся сосновый ствол.
– Влип наш Пьероша, – сказал он Арлекину. – Хочешь, покажу, что сейчас у него делается?
Арле кивнул – и через секунду подпрыгнул на месте, схватившись обеими руками за причинное место.
– Буэээ! Шеф, ну нельзя же так… – простонал он. – С кем это он?
– С поняшей, – вздохнул Карабас. – Рановато мы их встретили, я думал, они далеко от Кавая не уходят… Дай-ка я её голову посмотрю… – Фффу, никак не могу прорваться через хочку, – пожаловался он через некоторое время. – Ладно, мы с подсознанки зайдём… А, поняша непростая. Грациозность – двести с гаком, не меньше. То есть это почти пуся, ей бы в балаклавке ходить… н-дя…
– Чего? – не понял Арлекин.
– Ну смотри, – Карабас, как всегда после чихания, был крайне благодушен и даже позволял подчинённым задавать глупые вопросы. – У поняш – естественная иерархия по уровню няшности. Обычная няшность – граций сто. То есть это, конечно, прелесть, но не прелесть-прелесть. Хотя эффект накапливается. Если находиться рядом с поняшей, она тебя со временем подчинит. Но чтоб вот так размазать, подмять и в себя влюбить – это могут только девочки за двести граций. А бывают и выше. Которые образуют Высший Полусвет и имеют право посещать Пуси-Раут. Что такое раут, слыхал, задрыга?
Арлекин помотал головой.
– Званый вечер без танцев. Что такое званый вечер, тебе хоть понятно?
– Поебушки,