появился сам Павел – четверо жилистых рабов опустили на землю закрытый пестрой тканью паланкин и работорговец, кряхтя, выбрался на улицу. Он негромко дал указание и один из надсмотрщиков двинулся вдоль нашего ряда с глиняной миской в руках – за его приближением я наблюдал, с трудом пытаясь проглотить сухой ком в горле. Мне достались остатки того, что плескалось на дне сосуда, – несколько глотков мутноватой, со странным привкусом жидкости. И все же эта была вода – ее прохлада показалась мне райским наслаждением, приведя в чувство. Сознание удивительно прояснилось – даже усталость отступила.
Я принялся осматриваться вокруг, почти сразу натолкнувшись взглядом на удивительной красоты девушку. Падающие на плечи белокурые локоны были стянуты на лбу тонким золотым обручем – и блеск драгоценного камня в нем мог посоперничать с сиянием ее огромных голубых глаз. У нее было совсем юное, с тонкими чертами лицо – и при этом невероятно сформировавшаяся фигура с аппетитными формами – белоснежная ткань туники то и дело будто приникала к коже, очерчивая линии тела. Нижнего белья под туникой не было – я задержался взглядом на просвечивающих сквозь тончайшую ткань сосках высокой груди. И тут же смутился – ее обладательница с интересом рассматривала меня.
Я опустил глаза и натолкнулся взглядом на свои пыльные, сбитые в кровь ступни. Поежившись, только сейчас понял, какое зрелище собой представляю. Когда пытался усесться так, чтобы набедренная повязка все же прикрывала то, что должна, со смесью стыда и злости увидел совсем рядом тонкие изящные лодыжки, которые обвивали ремешки элегантных греческих сандалий.
Раздался суетливый топот – Павел бежал к их обладательнице так, что едва не потерял собственные.
– Сколько? – легким и мелодичным голосом спросила девушка.
От удивления я даже поднял глаза – вопрос был задан по-английски.
Стараясь не смотреть на юную покупательницу, задержался взглядом на двух бугаях за ее спиной – телохранителях – и невысокой согбенной служанке с корзиной, в которой лежали фрукты и парочка изящных кувшинов.
– Триста сестерциев, госпожа, – склонился между тем в поклоне Павел. Он теперь тоже говорил по-английски.
Незнакомка, как оказалось, интересовалась не мной. Она рассматривала рыжего варвара, который в веренице шел впереди.
– Встань, скотина! – пнул его в бедро Павел, несмотря на то, что раб уже поднимался сам.
– Триста сестерциев? – поинтересовалась девушка, пощупав мускулы невольника и неожиданно для меня заглянула ему в рот, бесцеремонно оттянув губу.
– Крепкий, хороший раб, – раздался за ее спиной голос, тоже говорящий по-английски.
К нам подошел патриций лет сорока в тоге – был он высок, широкоплеч, с красивым, породистым и волевым лицом. Вот только все это было несколько обрюзгшим и носило отпечаток разгульной жизни. Девушка лишь коротко глянула на добровольного советчика и снова обратилась