простучали по броне. Тимофеев плюхнулся в кресло. Щеки его обескровились, поблекли. Новгородкин резанул второй очередью, но так и не поразил бежавшего зигзагами немецкого танкиста. Тот уходил все дальше и дальше. Пригибаясь к земле, делал броски вперед, падал, строчил из автомата, вскакивал и снова бежал.
– Не трать патроны! – приказал старшина башенному стрелку. – Еще пригодятся!
Данило прекратил стрельбу. Несколько минут экипаж сидел молча. Рядом с танком ошалело квакали лягушки. От болота несло прелью и тиной.
Клим прислонился разгоряченным лбом к нагретой броне, вспоминая родной дом под железной крышей, с резными наличниками, которые он недавно выкрасил белой краской. А вот крышу не успел покрасить. Не достал зеленой краски. Можно было бы, конечно, и суриком покрыть, как сосед, да не хотелось. У Тимофеевых всегда крыша краской зеленого цвета покрывалась. Фасон держали. Глупость несусветная! Отсюда, с войны, многое по-иному смотрится и ценится. Не все ли равно, какой краской, главное, чтобы железо кровельное сберечь.
– Тимофеев! Ты что, дрыхнешь?..
– Я… Я тут, – Клим тряхнул головой. – Тут я, товарищ командир.
– Приоткрой люк.
– Можно и открыть.
Клим стал боком, прижавшись к броне, и осторожно распахнул люк водителя. Солнце опустилось довольно низко, и его лучи скользнули внутрь машины, высветляя кожаное сиденье, рычаги управления. На покатой лобовой броне устроилась стрекоза, и ее прозрачные крылышки, словно стеклышки, светились на солнце. Перед танком возвышался пучок осоки. Крупная пучеглазая лягушка, примостившись на гнилушке, удивленно таращила глаза на незнакомое зеленое чудище.
– Вроде спокойно, – сказал механик-водитель, робко выглядывая из люка.
– Тимофеев, первым вылазь, – приказал Кульга. – За тобой Новгородкин, потом я. Радисту находиться в машине.
Клим приблизился к люку, выглянул.
– Давай, давай, – торопил его Данило. – Шевелись живей!
Тимофеев выскользнул из танка и сразу провалился почти по колено в вонючую жижу. И застыл, напряженно вслушиваясь. Каждая мышца напряглась в тревожном ожидании. В проеме люка показалась голова Новгородкина. Он вылез, держа карабин наготове.
– Как тут?
– Вроде тихо, – прошептал Тимофеев.
– Да я не о том, – усмехнулся Данило. – Глубоко под ногами?
– Под ногами? – переспросил Тимофеев. – Не больно так, по край голенища.
Башенный стрелок осторожно ступил в болото, потоптался, переминаясь с ноги на ногу.
– Вязкое дно.
В люк просунулся Григорий Кульга.
– Новгородкин! Осмотреть подбитые танки. Только осторожно. Может, там раненый фашист притаился.
– Есть осмотреть танки!
Новгородкин пригнулся и, чавкая сапогами, двинулся в сторону танков. Один дымил черным смрадом. Другой, как подбитый мамонт, уткнулся серой громадой в кювет, разворотив вокруг себя землю.
Данило, стараясь беззвучно ступать, обошел подбитый танк. Смутное чувство сожаления шевельнулось у него внутри. Лобовая броня на широкой груди танка