– о мере риска. Эта мера определяется интуицией, которая рождается из опыта. А вы эту меру риска превышаете постоянно, вот в чем все дело! И именно ты это вдохновляешь! – закончил Высокий.
Это было общим убеждением Высотников – что команда Кондоров ходит слишком рискованно.
– Значит, говоришь, мы превышаем меру риска? – спокойно заговорил Байрон.
– Да! Ты же, например, повел людей по ледяному мосту на леднике под Яркентау?
– Да, и мы прекрасно прошли туда и обратно, сэкономив кучу времени и сил.
– Да, но ты не мог знать, насколько он устойчив.
– Это ты не мог знать, тебя же там не было, – резонно заметил Байрон, – а вот я там был и оценил риск.
– А если б что случилось?
– Дак ведь не случилось, – это прозвучало у Байрона несколько цинично.
– И ты всерьез считаешь, что это ответ?
– Конечно!
– Обалдеть! Ладно, а вот этот твой прошлогодний зимний траверс по лавиноопасному склону под Хан-Боратом? Это же прямо было запрещено!
– Да, обычно склон опасен, – спокойно отвечал Байрон. – Но в прошлом году в том районе было очень малоснежно, мы видели всего один лавинный выкат вместо десятков. Риск был совсем небольшой. Да у нас в городе куда больше шансов получить сосулькой по башке, особенно выходя из главного здания Политеха.
Кондоры заржали. Их смешанная команда состояла в основном из университетских альпинистов, а политехники и универсанты постоянно подкалывали друг друга. А недавний городской скандал с сосульками, бурно обсуждавшийся в печати, был у всех на слуху.
– Остроумно, признаю, но к сути разговора отношения не имеет. Та разумная мера риска, о которой я говорю, выработана за сто лет альпинизма, за десятки тысяч восхождений в разных странах, и не может одна команда своим опытом перечеркнуть все это.
– А вот и нет, Высокий, может! Все новаторы перечеркивали предыдущий опыт. Паровоз перечеркивал опыт конной повозки, самолет перечеркивал опыт воздушных шаров. Сколько летчики разбивались – а представь теперь мир без авиации! Так что неправда твоя, Высокий.
Высокий помолчал. Потом сказал:
– Ну, смотри, Байрон. Как бы твои люди не заплатили когда-нибудь страшную цену за твою горную философию.
Среди сидевших у костра прошел некий ропот. Это было, пожалуй, резковато сказано. Еще не за чертой, но уже на черте. Но Байрон ответил неожиданно миролюбиво. Для него очень важно было хоть в какой-то степени переубедить Высокого, или, хотя бы, поколебать его позицию.
– Это не только философия, пойми, а еще и другая технология восхождений! Двигаясь быстро, мы уменьшаем многие риски! И когда мы ее отработаем, она существенно снизит жертвы в горах. Ты вот это осознай, Высокий! Вот ты любишь статистику, так вот: за последние четыре года серьезных происшествий не было только у вас, у нас, и у «Ледоруба». Но у нас больше всех восхождений, так что, по чесноку, мы первые, в том числе и по минимуму травматизма. И все это с нашей новой горной философией, как ты элегантно выразился.
– Да, вы первые,