тот, что силою ведет меня к тебе, увы, увы, увы, закованного в цепи? А ведь я свободен!
Chi è quel che per forza a te me mena,
Ohime, ohime, ohime!
Legato e strecto, e son libero e sciolto?[118]
Как может быть, что более себе я не принадлежу? О Боже! О Боже! О Боже!.. Кто отторг от меня мою душу? Кто более властен над нею, чем я сам? О Боже! О Боже! О Боже!
Come puo esser, ch’io non sia piu mio?
О Dio, о Dio, о Dio!
Chi m'ha tolto a me stesso,
Ch'a me fusse piu presso О piu di me potessi, che poss’io?
О Dio, о Dio, о Dio![119]
В Болонье, на оборотной стороне письма от декабря 1507 г., он набрасывает сонет, принадлежащий к числу его юношеских сонетов и напоминающий изысканной чувственностью образы Ботичелли:
Как счастлив искусно сплетенный из ярких цветов венок на ее златокудрой головке! Цветы теснятся вкруг чела, споря о том, кто первый коснется его поцелуем. Платье, охватившее стан и ниспадающее до земли свободными складками, счастливо от раннего утра и до поздней ночи. Золотая ткань неустанно ласкает ей щеки и шейку. Но безмерное блаженство выпало ленте с золотою каймой, что опоясывает грудь, нежно ее сжимая. Пояс словно говорит: «Я вечно хочу обнимать тебя!..» Ах, будь это мои руки![120]
В большом стихотворении – своего рода интимной исповеди[121], которую трудно передать дословно, – Микеланджело в выражениях, до странности откровенных, описывает свое любовное томление:
Когда я не вижу тебя хотя бы день, я не нахожу себе места. Когда тебя вижу, ты для меня, как пища для голодного… Когда ты улыбаешься мне или кланяешься на улице, я загораюсь, как порох… Когда ты говоришь со мной, я краснею, не могу вымолвить слова, и великое желание мое внезапно гаснет…[122]
В другом стихотворении он горько жалуется:
Ах, какой нестерпимой мукой разрывает мне сердце мысль, что та, которую я безгранично люблю, меня не любит! Как же мне жить?..
…Ahi, che doglia 'nfinita
Sente ‘l mio cor, quando li torna a mente,
Che quella ch’io tant’amo amor non sente!
Come restero ’n vita?..[123]
Приведем еще несколько строк, написанных на эскизах к мадонне для капеллы Медичи:
Только я один пылаю во тьме, когда солнце, спрятав свои лучи, покидает нашу планету. Все наслаждаются, а я, в муках распростертый на земле, стенаю и плачу[124].
В могучих скульптурах и в живописи Микеланджело тема любви отсутствует: в них он выражает лишь самые героические свои мысли. Он словно стыдится дать здесь волю сердечным слабостям. Доверяет он свои тайны одной лишь поэзии. Только в стихах Микеланджело открывает нам муки сердца, пугливого и нежного под суровой оболочкой:
Люблю; зачем я только родился?
Amando, a che son nato?[125]
Окончив роспись Сикстинской капеллы, Микеланджело возвращается во Флоренцию: Юлий II умер[126], и ничто больше не удерживает его в Риме. Он может снова приняться за любимое свое творение – гробницу ныне усопшего папы. По договору он обязуется сделать ее за семь лет[127]. На целых три года он весь ушел в эту работу[128]. В эту