функция кузнеца – особенно кузнеца, подковывающего лошадь, – сохраняется достаточно четко. Последний пользуется почетом, адресованным кузнецу и одновременно связанным с символикой, относящейся к коню. Речь идет не об упряжных лошадях, используемых для боевых колесниц, но о верховых лошадях – открытии всадников-кочевников Центральной Азии. Конь и всадник заняли значимое место в идеологии и ритуалах «мужских союзов»; тут-то мы и встретим кузнеца. В некоторых регионах Германии и Скандинавии кузнец до недавнего времени участвовал в инициационных сценариях типа Mannеrbund («мужской союз»)»[133].
Хотя мифология боевого коня чрезвычайно развита у тюрко-монголов, мы не имеем на руках данных об аспектах этой мифологии и ритуальных сценариях, связанных с подковыванием боевого коня, как в Германии и Скандинавии. Ритуал «Жылан қайыс» делает акцент на получении боевого оружия и доспехов от кузнеца. Возможно, это связано с акцентированием символизма оружия как проявленной миссии воина и идеологии тюрко-монгольских кочевников как оружия Божьего. Тем не менее ясно, что роль кузнеца как Мастера инициации в «Жылан қайыс» не является уникальной. «Мужские военные союзы как в Европе, так и в Центральной Азии и на Дальнем Востоке включали инициационные ритуалы, в которых у кузнецов было свое особое место» [134].
М. Элиаде отмечает еще один аспект, сближающий кузнецов и воинов. Если кузнец работает с огнем, повелевает огнем, то «воин «разогревается» во время своего инициационного поединка, он производит «жар», который может напомнить «магический жар», производимый шаманами и йогами. Бог-воин своим «furor» магически производит огонь в собственном теле» [135]. Термин «furor» означает «гнев» и «высший жар», вызванный чрезмерным поглощением сакральной силы. Германо-скандинавский бог-воин, бог-шаман, Мастер инициации Вотан был хозяином этого «furor». В казахских эпосах батыр достаточно часто сравнивается с огненным языком дракона. В эпосе «Сорок крымских батыров» аруах (дух) батыра часто предстает в образе огненного дракона. С. Кондыбай отмечает, что в сказке «Три сына бедняка» и других душа-жизнь батыра находится в его ноже (в других случаях – в кинжале, сабле) и батыр погибает, если нож этот бросить в воду, и воскресает, если нож вынуть из воды. То есть в сказке сохраняется мотив огненной природы оружия [136]. Напомним также, что скифы поклонялись богу войны в образе огромного меча, воткнутого в землю на вершине холма, где был разожжен огромный костер. Бог войны Батразд в осетинском нартовском эпосе тоже предстает в образе раскаленного оружия. Он погибнет, если его бросить в море. Вплоть до ХVIII в. у казахов сохранялся древний обычай, когда провинившийся воин должен был на коне проскакать через огромный костер. Если ему это удавалось, считалось, что Тенгри простил его, и он мог начать жизнь заново. «Инициационная символика огня и кузницы, смерти и воскрешения с помощью огня, ковки на наковальне и т. д. отчетливо засвидетельствована в мифах