Орфей неприкаянный. Альберт Светлов

въездом на квадратные метры раздора, последовавшим вскоре за моим переездом к Лине.

      Получив зарплату за май вечером 30 декабря, я созвонился с Туровым и предложил ему встретить наступающий год вместе. Утром 31-го он пригнал, и мы, прошвырнувшись по магазинам, закупились необходимым. До темноты жарили, парили, варили, строгали «Оливье» по туровской рецептуре. По квартире витали неповторимые ароматы приготовляемого мяса, подливки, гарнира. Настроение, смазанное от проживания рядом с Кобылиной, чуть выправилось, и в будущее я глядел с робкой надеждой. Впрочем, в том возрасте, что мы с Пашкой находились, в грядущее смотришь с заветной мечтой, независимо от творящегося вокруг. Сие есть закономерность. Салаты, запеканки, фаршированные кальмары, окорочка в чесночном соусе и майонезе получились замечательно. Мы, закусывая ими «Сангрию», чередуемую с притараненной Туровым водкой «Посольской – экстра», любовно именуемой им «Козыревской», до трёх ночи пялились в телевизор, лениво обмениваясь историями из жизни педагогических коллективов.

      2А. …когда однажды мир качнётся…

      Я так тебя люблю, и прячу эту боль

      Сокрытую для глаз, открытую для сердца.

      Е. Фролова.

Интерлюдия – 2018

      Один и тот же сон изводит меня вот уже целую неделю. Я и Лида Лина пытаемся спастись от некоего человека в широкополой чёрной шляпе, облачённого в тёмные одежды, держащего в левой руке мачете. Призрак – левша. Он стремится нас убить. Каждый раз он почти догоняет свои жертвы, и ускользнуть удаётся исключительно благодаря имеющемуся у меня средству телепортации. Но преследователь неутомим, он опять и опять, словно неукротимая машина, равнодушный флегматичный автомат, настигает беглецов, распахивая пинком створчатые двери фойе больницы, и шагает, шагает, чеканя высокими берцами звуки пистолетных выстрелов в гулких коридорах. Он подобен танку, неторопливому, но неумолимому. При его появлении брызгает в стороны медперсонал, а я хватаю первую попавшуюся каталку и толкаю её на инфернального незнакомца. Моя жалкая потуга даёт нам небольшой шанс, мы порхаем за угол, очутившись, отчего—то, не в следующем отделении клиники, а на втором этаже школы, где я некогда учился, аккурат у кабинета химии.

      Зная, он вот—вот появится, тороплюсь, тяну Лину к выходу, но в её лакированную белую туфельку что—то попало, и девушка начинает хромать. «Осторожнее, Сергей, помедленнее, я устала», – срывается с губ любимой. Я опускаюсь перед ней на колени, стаскиваю с её ступни парадную обувку, не предназначенную к беготне, выбиваю надоедливую песчинку, и в этот миг Лина в ужасе вскрикивает, судорожно вцепляется в моё плечо. Над нами вырастает мрачное облако, грозной безмолвной молнией сверкает стальное морозное лезвие. Удирать – поздно, защищаться – бесполезно. И я ударяю по кнопке прибора телепорта, висящего у меня на груди, на цепочке, и смастыренного