в редких случаях. Для большинства людей я – Кэт или Кэтрин. На самом деле я не всегда была такой – опошленной девушкой с неопределенным образом жизни, пропитавшим всё моё сгнившее нутро. Когда-то (обожаю добавлять «когда-то» к любому своему рассказу – это придаёт моменту частицу трагичности и чувство утраты) я была девушкой с очень сильной мечтой и имевшей вокруг себя любящих людей. Тем не менее, я никогда не ценила то, что имею – именно поэтому я добавляю каждый раз «когда-то» к поэмам о потерянном прошлом.
Родилась я в России, а точнее в самом её сердце – в Москве. Я до сих пор не могу понять, отчего я теряла столько времени, находясь в этом гадюшнике, который душил меня изнутри, при этом имея возможность смотать удочки и дать стремительного дёру. В какой бы стране вы ни жили, никогда не слушайте людей, которые имеют честь восхвалять этот третий Рим. Слишком много напускного пафоса, проявляющегося в дымке романтического настроения, которая окутала рассказы туристов, однажды побывавших там. Всё до единого слова – чудовищное враньё из уст тех, кто даже не понимает, что врёт. И это самое печальное. Я всегда любила Россию, но никогда не любила Москву, что пропиталась насквозь энергетикой животных инстинктов самосохранения и выживания.
Конечно, каждый имеет право на мнение. Пусть продолжают рекой литься сказки о духовном начале России в Москве, о духе свободного русского народа, а так же о медведях, играющих на балалайке около Кремлёвского дворца… я в этом участвовать не буду никогда. Лучшее, что я могу сделать – промолчать.
Я всегда была единственным ребёнком в семье. Мой отец по национальности еврей – Авраам Алвайс, мама русская – Наталия, девичья фамилия Соколова. Впрочем, это не столь важно, поскольку они свели счёты с жизнью, когда я была пятилетней девочкой, и имена – единственное, что осталось в моей памяти от них. Автокатастрофа произошла, когда водитель вез их в аэропорт. Они должны были улететь Израиль, на какой-то местный праздник. Как я догадывалась, мама поддерживала иудейскую культуру, и потому всегда и во всем следовала за отцом.
На машине был номер – 011, поскольку для отца это число было счастливым. Две единицы или одиннадцать означают чрезмерность в чём-либо, как я выяснила годами позже. В иудаизме это число, наверное, тоже что-то значило, но в итоге число не помогло, и мои родители отправились на тот свет.
Мне рассказывали, что я плакала. Что я ругалась на Бога, за то что тот забрал родителей. «У тебя должны быть свои родители, зачем ты крадешь чужих?» – кричала я. Это действительно печально, когда близкие уходят слишком рано. Но когда я выросла, то поняла, что мне повезло потерять их тогда, потому что в более зрелом возрасте это бы сильно повлияло на мою психику. А в возрасте пяти лет, когда я ещё только начинаю понимать происходящее, это не страшно. Раз я ничего не помню, то всё таки справилась с потерей.
Значительное время меня воспитывал дедушка, отец моей матери. За десять лет он оказал на меня должное влияние. Вот уж кто настоящий