в конце концов, свыкся с мыслью о суде его чрезвычайном, на который желающие могут съездить в Москву. Но чтобы его людям судить в самом городе?! Чтобы отдаться на полное самоуправство московских чиновников? Чтобы вече с Ярославова двора вывести, которое тут испокон веков собирается и судьбы новгородские решает? А потом и мытников его принять, и пошлинников!? Так это ж полная зависимость! Это ж настоящее рабство! С этим даже самые активные сторонники Москвы согласиться не могли.
– Быть такого не может! Не будет! – орали мужи новгородские. – Где Овин – предатель, сюда его, пытать лгуна и обманщика!
Поняв, что шутки тут плохи, что с разошедшейся толпой лучше дел не иметь, московские бояре сошли с постамента и в окружении своих дружинников и приставов, спокойно и деловито протиснувшись сквозь кричащую толпу, скрылись во дворце. Новгородцы и не думали кидаться на них, ибо прекрасно понимали, что это слишком опасно. Да и не виноваты они – передали лишь волю своего господина. А народ теперь сам должен разобраться, что и как произошло.
Виновных Захарки Овина и Назара Подвойского под рукой не оказалось, но кто-то выловил из толпы и схватил захарова брата Кузьму Овина, которого, тут же, выволокли в центр и начали допрашивать. Но Кузьма в Москву не ездил и кричал, что ничего не знает и не ведает. В этот самый момент на площади появился сам новгородский владыка Феофил, и народ, бросив Кузьму, кинулся к архиепископу за разъяснениями: с какой стати и по чьему велению вечевой дьяк Захарка Овин назвал великого князя государем. Поручал ли Феофил или кто другой ему нечто подобное?
Феофил спокойным и уверенным голосом ответил, что впервые слышит о подобном, что он никого не уполномочивал называть Иоанна от имени всего Новгорода государем и во всем разберется. Он благословил народ и посоветовал отправляться по своим храмам на литургию – молить Господа, чтобы избавил их от всех напастей. Сам же отправился в великокняжеский дворец для беседы с московскими знатными гостями.
И вновь забурлил, заволновался вольный еще город, то и дело собирались и простые жители, и знатные бояре, посадники, тысяцкие, обсуждали, как быть, спорили, решали. На улице стоял теплый солнечный май, а в душах людских царило ненастье. Все знали, что на Городище продолжают сидеть великокняжеские послы, ждут их решения и ответа.
Марфе и карты в руки. Она развернулась в полную силу. Собрала совет из самых надежных своих сторонников, и тут ее план призвать на помощь Казимира, короля Польского и великого князя Литовского, был с энтузиазмом поддержан. Утвердили посольство, приготовили деньги и дары, сочинили послание, в котором спрашивали у Казимира, есть ли у него на этот раз силы и возможность помочь Новгороду. Предлагали возобновить прежний договор, подписанный еще пять лет назад, одобренный обеими сторонами и утвержденный новгородским вече. Перед отъездом послов Марфа сама лично посоветовала им не только послушать короля, но и слуг его, с панами поговорить, чтобы не получилось так, как в прошлый раз, когда