что прельщали вы его в ересь безбожную, – начал без предисловий архиепископ и внимательно посмотрел в лицо Гавриилу. Тот от неожиданности сразу же отвел глаза и смутился.
– Правда, значит? Не отпирайся, не греши сверх меры, – спокойным, доверительным тоном продолжил Феофил. – Я не желаю тебе зла, хочу лишь знать, что происходит на самом деле с моей паствой. Слышал я, что сие зло весьма широко растеклось по нашему городу.
Гавриил продолжал молчать, склонив голову и сложив руки – одна на другую – на своем обширном животе. Он чувствовал себя весьма неловко под пристальным взглядом владыки. Но не знал, что отвечать, можно ли рассказать архиепископу правду об образовавшемся у них около пяти лет назад кружке из нескольких настоятелей приходов, из близких знакомых и родственников. Привлек их к себе поначалу приехавший из Киева вместе с Олельковичем жид Схария своей грамотностью и начитанностью, умением предсказывать будущее с помощью гадания на необычных картах и по звездам. У Схарии оказались интересные книги, интересные мысли, именно то, чего так не хватало думающим людям в полусонном городе, где лишь периодически вспыхивали страсти по поводу какой-то мифической независимости. Для него, Гавриила, независимость всегда была и будет одинаковой – от новгородского владыки да от прихожан, которые не изменятся ни при какой власти. А Схария привез книги из Киева, да еще и на понятном старославянском языке, где рассказывалось об устройстве мира, о летосчислении, о невиданных странах, об истории разных земель, о редких и незнакомых животных. Схария задавал на первый взгляд странные вопросы, которые при ближайшем рассмотрении и при обсуждении оказывались сложными и любопытными. Например, почему вы молитесь иконам? В самом деле – почему? Если Господь на небе и оттуда все слышит и видит, думает о нас, – почему бы не обращаться со своей молитвой к нему напрямую, а не через разрисованную деревяшку?
От этой мысли Гавриил до сих пор нередко холодел, вспоминая иконы, висящие в Софийском храме. Иные из них глядели как живые, меняли выражение глаз, казалось, обладали даже своим собственным духом. Так что колебался порой Гавриил, но со Схарией и его последователями продолжал встречаться, ибо ему нравилось обсуждать с ними щекотливые вопросы, заставляющие мыслить, искать ответы, жить интересней и ярче.
Сам Схария периодически пропадал, отъезжал то в Киев, то в Литву, то к себе домой в Крым. Когда сторонников у него прибавилось, привез двух помощников – жидов – Шмойлу Скарявого да Моисея, прозванного тут же Хапушей за то, что в руках его немедленно исчезало все, к чему он прикасался и что могло исчезнуть, – деньги, ценности, добротные вещи. Оба эти еврея тоже оказались грамотными и начитанными, хорошо говорили по-русски, давали книги любопытные, в том числе и запретные, входившие в специальные «индексы» – списки запрещенных Церковью для чтения книг. Такие, как «Никодимово Евангелие», «Шестокрыл» и другие. Приезжие проповедники не отрицали существования Бога, но религия, которую они проповедовали, была