с удовольствием занималась крестьянским делом. Мороз не пощадил и их дворцовое хозяйство: даже дыни в теплицах и те частично померзли. Фруктовые деревья, которые только что накануне горделиво красовались пышными, осыпанными завязью и остатком цвета ветками, поникли, а оттаявшие капли влаги на коре и листьях напоминали слезы.
Софья в первую очередь кинулась к розам, которые были предусмотрительно укутаны, и подоспевший к ней садовник обнадежил: розы могут еще отойти. Однако большинство цветов придется пересаживать заново. О собственных фруктах и ягодах москвичам в этом году придется позабыть…
Государевы послы добрались из Великого Новгорода в Москву за пять дней. Путь этот был объезжен и обустроен, в специальных путевых дворах, устроенных в последние годы по указу Иоанна, меняли лошадей, кормили, давали ночлег. Оттого задержек для государевых людей не случалось.
Великий князь принял прибывших, не откладывая, прямо в своем кабинете в присутствии ближних бояр. Рядом с ним находился его сын, Иван Иванович Молодой. Все по жесту Иоанна расселись вдоль стен, лишь ездивший с послами великокняжеский дьяк Василий Долматов остался стоять у входа.
Докладывал боярин Федор Давыдович как глава посольства. Он поднялся с места, поклонился великим князьям, а затем и присутствующим боярам, сделал два шага в сторону стола:
– Новости у меня, государь мой и князь великий Иоанн Васильевич, неутешительные. Взбунтовались новгородцы против воли твоей, убили наших сторонников Захария Овина и брата его Кузьму, растерзали посадника Назара Подвойского. И приказали дать ответ, что, мол, челом бьют вам, своим господам великим князьям, но государями не зовут, суд вашим наместникам на Городище оставляют по старине, тиунов московских принимать не желают, двора Ярославова не отдают. Хотят жить с вами, как в последний раз договаривались на Коростыне. Да передать наказали, что если кто без их ведома взялся иначе сделать, кто предлагал тебе лживо быть государем Новгородским, тех – сам знаешь, сам их за ложь и наказывай по-своему. А они их у себя будут казнить, кого поймают. Приказывали передать, что бьют челом вам, своим господам, чтобы держали их по старине, по крестному целованию.
Предвидел Иоанн подобный ответ, но такой резкости и дерзости никак не ожидал. По мере доклада князя Палицкого глаза его суживались, брови сходились на переносице.
– Хорошо, – сказал он, дождавшись, когда посол закончит и сядет на место. – Они сами напросились на беду. Не хотел я зла Великому Новгороду, хотел жить с ними по старине. Сами послов прислали, сами назвали меня государем, сами крест на том целовали. А теперь отпираются, а я вроде как обманщиком оказался?! Они ответят за это!
Он схватил со стола колокольчик и позвонил, в кабинет тут же вошел его дьяк Курицын.
– Ты не знаешь, митрополит на месте? – спросил он.
– Да, собирается литургию служить.
– Поди, передай ему, чтобы меня дождался, я скоро к нему сам приду.
Курицын