факела стоявших полукругом преторианцев с обнажёнными мечами. За его спиной загрохотали шаги многих людей. Он обернулся. Преторианцы молча замкнули круг. Центурион с факелом вышел вперёд. Тиберий, с горечью говоря: «Отец, отец, ты всё-таки убил меня…» отбросил свой факел и выхватил из-под тоги два меча. Приготовился к последней своей битве.
Преторианцы робели, зная Тиберия, как одного из сильнейших фехтовальщиков республики и человека безумной отваги.
Тиберий яростно скользнул взглядом по подступающим к нему гвардейцам и поднял мечи.
– Нет же! Я не позволю вам зарезать меня, как последнюю крысу в этой норе. Не позволю!
Он резким движением ноги затушил горевший на полу свой факел. А потом с рёвом дикого зверя метнулся к центуриону, пронзил его мечом, выбил из его руки второй факел и, схватив слабеющее тело преторианца за ноги, в полной темноте, размахнулся им, как палицей, ударил по стене солдат. И тут же бросился вперёд, нанося вокруг мечами молниеносные удары, давя врагов туловищем, ногами. Он, как смерч прошёл через толпу, чувствуя холод преторианских мечей, что били ему в грудь, в спину, со всех сторон. Залитый кровью с головы до ног, рычащий, как зверь, полководец разорвал плотный круг врагов и помчался по коридору.
Когда он выскочил из подземелья в храм Юпитера и увидел рядом у входа нетерпеливо ждущих сенаторов, которые при виде Тиберия не смогли скрыть разочарованных лиц и жестов, он задрожал: все против него! «А разве раньше было иначе?»– подумал он, с трудом сдерживая хриплое дыхание и неловким движением пряча мечи под тогу.
Навстречу Тиберию вышел Август, схватил его за руки.
– Милый Тиберий, скажи: кто пытался убить тебя?
– Не знаю, отец. Они напали на меня в полной темноте.
– Но ты хоть догадался, кто это был?
– Нет, отец.
Август закусил губу и сделал кому-то знак рукой.
– Дайте моему сыну тогу.
Когда Тиберий переоделся и вступил в зал, где на длинных скамьях восседали сенаторы, а на сцене находились ещё две «ветви» Правительства, то по рядам сенаторов прокатился разочарованный вздох и прозвучал громко голос:
– Он ещё жив. И это как всегда странно.
Гортензий Флакк сидел в первом ряду и нервным движением руки постукивал свитком пергамента по ладони. Тиберий приветственно поднял руку в направлении Гортензия и, подойдя к нему, громовым голосом сказал:
– Прости меня, Гортензий. Я всю ночь ругал себя за вчерашнюю грубость. Прости.
После этого полководец ушёл в конец зала, сел на последнюю скамью, хотя был народным трибуном и должен был находиться на сцене, замер, глядя прямо перед собой.
Август медленно взошёл на сцену, где находились две «ветви» власти: цензор и два консула. Он был смущён.
Все уже знали, что принцепс написал новое завещание и что оно сейчас находится в руках Гортензия. В зале раздались нетерпеливые крики:
– Цезарь, прикажи Гортензию прочитать твоё новое завещание или ты уже передумал!?
– Цезарь, тебе ли быть нерешительным?
Август