влево.
Мне будет пухом чепуха,
с которой ладили неплохо
господь при помощи греха
и сердце – с помощью порока.
И я не сочиню мотив,
прижавшись скулами к запястьям,
за гениальность заплатив
двойным предательством и счастьем.
Книги, которые я написал
– «Пласты» (1990), первая моя книга (ещё не книга, а сборник), – это мусоропровод, потому что после пятнадцатилетнего писания в стол я, затоваренный по самую макушку, высыпал туда практически всё, что не уничтожил за эти годы. В «Пластах» очень много дежурных поэтических банальностей, которым я всеми силами пытался придать оригинальный блеск. Частично это удалось, хотя смысла самому процессу не прибавило. Зато будущим пермским поэтам в этой книге я указал, что они живут в Перми – в городе, который наполнен – даже переполнен – молчанием. Я, приехавший в Пермь из Челябинска, это сразу почувствовал, потому что мой-то родной город был заполнен тишиной, которая отличается от молчания, как утюг от космоса. Пермь хотела и могла обрести речь. Её просто надо было озвучить. С Челябинском такой фокус не удался бы: он до сих пор биологически лишён речевого аппарата и, как следствие, – слухового тоже. И всё-таки «Пласты» – это пастбище, на котором и по сию пору пасётся моя молодость, не принадлежащая даже себе самой.
– «Аутсайдеры-2» (1990). Лидером может стать только аутсайдер. В настоящие князи пробиваются только из грязи, аннулируя при этом и княжение, и грязь одновременно. В этой книге мне показалось, что я вправе говорить от имени своего поколения. Представьте, что коленная чашечка давно ампутированной конечности произнесла бы спич о тайном смысле забега на стометровку. Если представили, то книгу «Аутсайдеры-2» можно не читать.
– «Вирши для А.М.» (1992) и «Пятая книга» (1993). О стихах из этих сборников мне бы не хотелось ничего рассказывать. Все они похожи на домашних животных, с которыми поступили ужасно: их выгнали из дома. Они до сих пор поджидают меня у входной двери, и проскользнуть мимо них мне то и дело удаётся. Прошлое – вряд ли похоже на красиво оформленный гербарий несбывшихся надежд. Потому что всё твоё несбывшееся проходит процедуру мумификации памятью и автоматически превращается в призраков, вселяющихся в любого, кто слишком близко приблизится к тебе.
– Первая моя настоящая книга – «Мерцание» (1995). Она писалась с мыслью, что мир после её появления изменится. Если такого ощущения у писателя нет, то он пишет не книгу, а стенгазету (даже если это стенгазета для ангелов). В «Мерцании» моё недоверие к читателю достигло такого цельсия-фаренгейта, что пришлось решиться на авторские комментарии к каждому стихотворению. Если бы в этом блоке книги удалось избежать кокетливой мудрости (самой изощрённой формы глупости), было бы здорово, но здорово не получилось. Короче, – никому ни с кем договориться не удалось. Длиннее – если бы даже удалось, то ничего бы не изменилось.
– «Ресницы» (1997) – книга о смерти. О том, что смерть не страшный финал, а процессуальная тайна, которую надо угадать (разгадывать почему-то не получается). Записывая стихи, я находился в наилегчайшей эйфории по причине того, что поборол страх личной смерти. Может, это и не было счастьем, но бреющий полёт над территорией «Большого Испуга» напоминало. Я настолько увлёкся обладанием своего бесстрашия,