и отрыть было невозможно. Большая часть женщин, бывших в башне, осталась жива. Все они были заперты в одной комнате верхнего яруса, и когда тяжелый потолок рухнул, толстые доски его, упавши наискось, уперлись одними концами в землю, а другими в стену, образовав накат, прикрывши их от земли и камней; но некоторые женщины были ранены а из мужчин не спасся никто; та каменная стенка, хотя совершенно отделилась от прочих, но удержалась в наклонном положении и не упала. Все жители погибли кроме тех кто был в отъезде. Из ближайщих деревень Борешки (Боркъи) и Беренчу (Бирамтъи), помощь не пришла, потому что часть моей конницы, заняли все дороги итрезали всякую помощь. Чернов в этой экспедиции простудился и через несколько дней умер, генерал Греков потерял руку. Самого Джантемира Куцурова в момент нападения не было в Чуручъ-Арешты не было с сыном а семья вся погибла в тот день. Но Греков считал дело незаконченным пока жив Джантемир и успокоился только тогда когда за дело взялись Семен Маркелович Атарщиков и Кагерман Алхасов. С этой целью они отправились в горы и через 2 недели голова Джантемира была доставлена в Грозную. (Были убиты дочь и младший сын Джантемира, другая дочь, две невестки и жена попали в плен из которого жена смогла убежать). Стр 334. …Наступило роковое для нас 16-е июля 1825г Герзель-Аул. После обеда 318 человек аксаевцев были введены в укрепление, и притом не было принято никаких мер осторожности: аксаевцы не были обезоружены, караул не только не усилен, но даже не вызван в ружьё; обычные команды с утра разосланы были в лес за дровами и фуражем, так что в укреплении оставалось солдать менее чем кумыков. Оба генерала, сойдя с крыльца, приблизились к толпе в сопровождении только одного переводчика Соколова и адъютанта Лисаневича поручика Трони. При кумыках находились Муса-Хасаев и пристав их капитан Филатов. Небольшой конвой стоял в отдалении. Надо заметить, что Лисаневич, проведший большую часть жизни на Кавказе, и прежде никогда не обезоруживал азиатцев, чтобы не дать им повод думать, что их опасаются. Но на этот раз прием этот оказался для нас роковым. Подойдя к кумыкам, Лисаневич резко стал упрекать их в измене и вероломстве. Он знал хорошо татарский язык, и потому объяснялся без переводчика, который мог бы смягчить его выражения. Затем он стал вызывать по списку виновных. Первые два вышли без спротивления; но третий, мулла Учар-Хаджи, в зеленом бешмете, с голыми до колен ногами, и с огромным кинжалом на поясе, отказался. Греков приказал вывести его и обезоружить. Дерзкий ответ Хаджи вывел из себя пылкого генерала, и он, не сдержавшись, ударил его по лицу. В один момент Учар выхватил кинжал и Греков, пораженный в живот, упал бездыханный. Тогда убийца в один прыжок очутился возле Лисаневича и, прежде чем кто-нибудь опомнился, нанести ему смертельную рану в грудь. Опьяненный кровью, он бросился потом на Мусу-Хасаева, который спасся тем, что присел на корточки. Учар на него споткнулся,
