концами. Как и многие из тех, кто назначался в ряды командования непосредственно сверху, воинских фалер он не имел, чем отличался от многих стоящих перед ним ветеранов, заработавших свои звания и награды на полях сражений. Толстую шею Бурра украшал резной золотой обод, а голову оторачивала кайма из темных волос. Несколько жидковатых прядей были безыскусно зачесаны через макушку в усилии скрыть облысение, беспощадно видное любому невооруженному глазу. Сложения Бурр был весьма крепкого, однако мужскую стать подтачивала высохшая правая рука, которую он при ходьбе закладывал за спину.
– Старший военачальник, префект претория! – могуче проревел примипил[15].
Офицеры все как один застыли навытяжку. Военачальник приподнял подбородок и, выждав секунду-другую, высокомерно кивнул.
– Прошу вас, соратники. Усаживайтесь.
Катон и Макрон, наряду с прочими префектами, трибунами и центурионами, опустились на скамьи с мягкой обивкой, стоящие в зале совещаний. Как и во всем, что имело отношение к преторианской гвардии, здесь чувствовались размах и комфорт, своим уровнем на порядок превосходящие остальные легионы, расположенные по всей Римской империи и за ее пределами. Штаб напоминал скорее небольшой дворец, чем просто строение для военной администрации. Вход в передний атриум осуществлялся через величавую арку, а фронтон главного здания зиждился на мраморных колоннах. Временщик Сеян[16], уговоривший императора Тиберия поручить ему строительство лагеря, потратил на работы немыслимые суммы. И хотя в итоге честолюбие, сыграв с временщиком злую шутку, обрекло его на бесславие в анналах истории, тем не менее его последователи, а с ними и сами гвардейцы те непомерные растраты имперской казны воспринимали с тихой благодарностью. Предметом зависти каждого солдата в империи были не только сами казармы, но еще и преторианские термы с гладиаторской ареной в придачу.
Не менее впечатляло и совещательное помещение. Его смело можно было назвать дворцовым залом – высоченный потолок, стены украшены фресками славных былых сражений. Каждая из них крупным планом изображала того или иного императора от Августа до Клавдия. (Катон заметил: сбоку от двери, через которую вошел Бурр, стена выскоблена до штукатурки, а на ней угольком нанесены контуры моложавого воина; похоже, пантеон воинской славы готовился пополниться Нероном.)
Бурр занял место непосредственно перед офицерским собранием и возгласил:
– Сила и честь! Друзья мои, собратья! С сердечной радостью приветствую ваше возвращение из Испании. Я уже составил разговор с вашим военачальником сенатором Вителлием, который сообщил мне, что вы и вверенные вам силы проявили себя в лучших традициях преторианской гвардии. Особенно похвально Вителлий отзывался о префекте Катоне, центурионе Макроне и солдатах Второй когорты, чья храбрость и решительность в обороне жизненно важного серебряного рудника потеснила войско мятежного Искербела. Насколько мне известно, Вителлий будет ходатайствовать перед сенатом о представлении данного подразделения к награде