а за человека ниже себя – молодого, с ростом по службе офицера Квинта Лициния Катона. Сама Юлия уже умерла, но успела оставить сенатору внука, так что семейная ветвь не заглохла.
Кончина Клавдия с месяц назад никого в Риме особо не удивила. Император был уже стар, стремительно дряхлел и на публике появлялся редко. Говорилось, что почил он мирно, в окружении венценосного семейства и ближайших советников. Столь же благочинно был провозглашен и его преемник (в связи с этим злые языки столицы язвили, что как-то очень уж быстро водрузился на трон новый император: труп старого-то небось сторонники из-за спешки и в склеп убрать не сразу вспомнили).
И вот новым правителем Рима был наречен Нерон Клавдий Цезарь Август Германик. Но ходила также молва, что Клавдия умертвила его молодая супруга. Ядом. И пускай Агриппина трубила, что пурпурная тога честь по чести перешла к ее сыну, но не было секрета и в том, что многие влиятельные персоны испытывают к Нерону решительную неприязнь. Именно их в эту прохладную декабрьскую ночь легко можно было обнаружить среди гостей сенатора Семпрония.
За домом по бокам просторного внутреннего двора располагались столы и ложа. Облачная пелена сошла, и ночное небо прояснилось, отчего снаружи стало прохладней – гости сенатора согревались теплом жаровен. Основным угощением была выпечка, изящно выложенная на блюдах. Сам хозяин занимал почетное место на возвышении, а по бокам от него разместились наиболее знатные гости. Справа на ложе возлежал Британник – утонченного вида юноша с мрачным лицом (сейчас он, занятый какими-то мыслями, рассеянно колупал корочку на пирожке с олениной). Позади него, выпятив булыжную грудь, стоял раб-телохранитель – бывший гладиатор, у которого был подрезан язык, чтобы он никому и никогда не смог выдать услышанное.
Сейчас Семпроний, сместившись влево, обсуждал последние вести из Испании с коренастым, коротко стриженным сенатором, который находился здесь со своей женой. От беседы его отвлек номенклатор[6]: отчаянно-призывными знаками он звал хозяина из коридора, ведущего к передней двери. Семпроний деликатно отер себе губы и кончики пальцев.
– Прошу простить меня, Веспасиан. Я, кажется, кому-то нужен.
– Что? – слегка нахмурил брови гость.
Семпроний, пожав плечами, кивнул на фигуру номенклатора. Жена Веспасиана сочувственно улыбнулась:
– На своем пиру хозяин в рабстве у гостей… Ужасное неудобство.
– Это точно. Прошу, Домиция, услаждайтесь пока с супругом этими закусками. Готов поспорить: в искусстве выпечки мой повар просто чудодей.
Семпроний с улыбкой отодвинулся, после чего уже без оной поднялся с ложа и, отряхивая с туники крошки, через пространство двора проследовал туда, где его с взволнованным лицом дожидался номенклатор.
– В чем дело? – недовольно осведомился сенатор. – Это все из-за музыкантов, будь они неладны? Ты что, не согласовал с ними цену за их игру?
– Да нет же, хозяин, – Кротон озабоченно блеснул