которого, как журналиста гарантировалась его многочисленными личными связями, и источниками информации, писал Хаузу из Лондона, что к моменту вступления Америки в войну, французы были при последнем издыхании. Трения между политическими и военными элементами нарастали и по прежнему омрачали положение. Месяцем позже Хауз рассматривал европейское положение с крайним беспокойством. Английское министерство иностранных дел как раз прислало ему тревожную каблограмму с отчётом об остром финансовом кризисе и с просьбой немедленной военной и денежной помощи. Он пишет в своём дневнике 30 июня 1917 г.: «Паническая каблограмма, полученная мною вчера, бьёт тревогу. Я вижу признаки истощения воюющих сторон, разрушительный процесс принимает всё большие размеры. Письма из Франции показывают, что положение там приняло серьёзный характер и ещё вопрос, будет ли она способна выдержать войну в течение года. Я рассчитывал на помощь Англии, но если она потерпела финансовый крах, её акции обесценены, многие долги не покрыты, то положение неуспокоительно».
Через несколько лет после окончания войны полковник Хауз писал: «Вне зависимости от того, насколько обескураживающим могло казаться положение в некоторые моменты, моё убеждение в конечном успехе никогда не колебалось благодаря, главным образом моей уверенности в способности Вильсона к роли руководителя народа». В момент вступления в войну в апреле (ещё в январе 1917 г. Вильсон в Обращении заверял, что ни один американец не умрёт на войне в Европе) его качества как президента были наиболее эффективны, когда он внушил нации мысль, что каждый гражданин был в сущности говоря солдатом; с помощью этого внушения (или вернее зомбирования) он вызвал не только энтузиазм, но и готовность к организованной дисциплине, которой трудно было ожидать от народа, столь склонного к индивидуализму. В. Вильсон: «В том смысле, как мы обыкновенно думали о военной службе, её в этой борьбе нет, имеются целые вооружённые нации. Нация нуждается в своих сынах и, не только на поле сражения, что дало бы им большое удовлетворение, она старается, чтобы каждый из них наилучшим образом служил общему благу».
Архив Хауза увековечил сотни его личных связей. В кабинете на 53 авеню он обсуждал с Падеревским формирование польской армии, политический характер Польши, она должна была воскреснуть на грядущем «конгрессе мира» и её границы. Туда приходили послы всех союзных наций, и уполномоченные по вопросам финансов и снабжению. Анри Бергсон о сотрудничестве с Францией, О*Коннори с Ирландии, рабочие лидеры, вроде Питера Бради, социалисты, журналисты Герберт Кроули, Линкольн Колкорд и другие. Ангийские и американские генерал-майоры, банкиры, члены правительства и члены республиканской партии. Он со всеми разговаривал, чтобы быть в курсе и направлять события. «Это утомительное занятие, но я держусь за него». Посетителей полковника Хауза были сотни, а писем тысячи. Обложки его «Дел» заполнены перечнем проектов правительственных постановлений, предложе�