мало времени, чтобы пролистать весь журнал, но ей достало сил бросить его и прийти сюда, оставив вопрос о смерти родителей открытым. В лагере было меньше трёх тысяч человек, а в городе было больше пяти с половиной миллионов – шансы, что её родители или бабушка выжили стремились к нулю, и она оставила это, чтобы спастись от наступающей, реальной опасности.
– Идём, – сказал я, держа рюкзак за лямки, готовясь выйти.
Жанна подняла глаза. Василий встал, и его семья, не говоря ни слова, стала собираться. Мы с Жанной вышли, больше с этими людьми мы не встречались. Возможно, стоило позвать их с собой, но едва ли они уместились бы в машине. По крайне мере, все вместе.
Я взял Жанну за руку, она посмотрела на меня и перевела взгляд на вскипающую в мареве дождя панику.
– Бежим, – скомандовал я.
Как мне нравится командовать!
Едва мы выбежали на перпендикулярную улицу, ведущую прямо к штабу и к мосту, как на нас обрушился поток людей.
Наконец до них дошло.
На мосту, который с этой позиции, просматривался почти во всю длину, копошилась какая-то шевелящаяся масса. Я сначала решил, что это дождь вдалеке сливается в единую, как это принято говорить у литераторов, стену, но нет – это было худшее.
Это были мёртвые.
«!!!»
– Что там?
По голосу чувствовалось, что она знает ответ, но надеется, что пронесёт, что это какое-то подкрепление или новые беженцы.
– Ты знаешь, что это, – ответил я.
Мы побежали. Самое прискорбное, что нам как раз и надо было бежать в сторону моста, чтобы добраться до стоянки.
Бежать по грязевой каше было всё равно, что бежать по беговой дорожке: сил уходит много, а с места сдвигаешься как-то не очень. Перед нами пронёсся здоровый мужик, от него разило потом. Чтобы не врезаться, мы резко затормозили, но инерция несла нас вперёд по размокшей земле почти с той же скоростью. Этот мужик невольно открыл нам более удобный способ перемещения по этой каше: скольжение.
Мы разбегались и скользили, разбегались и скользили, разбегались и скользили. Мост и штаб были с противоположных боков от нас, когда Жанна, попытавшись начать скольжение, споткнулась и инерция утянула её лицом в грязь. Вперёд и вниз. Она шлёпнулась лицом в мокрую землю. Видимо ноги упёрлись в твёрдую породу, когда она стала скользить. Я тоже упал. Я помог ей подняться и поднял голову в направлении моста и дальше – реки, идущей параллельно проспекту, по которому мы только что проскользили. Мертвяки выбрали не мост. Точнее, они вообще ничего не выбирали – они просто шли. Мост оказался лишь физическим телом на их пути и это тело не мешало маршу смерти. Но основная масса мертвецов шла через воду. Почему-то было гораздо страшнее смотреть на то, как догнившие до костей трупы медленно выбираются из воды, та стекает по их гладким бледно-зелёно-синим тушам на разорванную одежду. Жуткие болтающиеся женские груди с чёрными сосками раскачиваются и бьются о бока. Они не бегут. Они уже не такие быстрые, как в первые дни – до того, как жара сожгла их тела, но они идут.
Время в таких ситуациях течёт