то избранный способ подходит для людей больше, чем огромный астероид – люди очень живучи.
Не знаю как, но Жанна чувствовала, что именно я ищу среди радиопомех. У меня не особо богатый опыт общения с женщинами, но, судя по тому, что я слышал, у них очень развита интуиция. Каким-то образом она улавливала цель прокручивания колёсика на сером аппарате. Девушка держалась несколько дней с тех пор, как я вставил в него батарейки. Это такие вытянутые штуковины, которые впихивали в приборы, чтобы дать им энергию. Но в итоге не выдержала и почти со взрослым гневом стала высказывать.
– Ты ведь не собираешься искать моих родителей?
У меня была масса мыслей, я мог соврать тысячью разных способов, мог запутать её мысли и даже заставить её забыть о своём вопросе на какое-то время. Но детей, если и можно обмануть, то на очень короткое время. Да и незачем тогда уже было.
– Нет.
Она помолчала какое-то время, стоя около меня, неосознанно уперев кулачки в бока. Я как раз ушёл с предыдущей вещательной волны: радио шипело и хрипело на все лады. В густом сумраке кухни мне показалось, что её вишнёво-красные губки раздуваются. Мой ответ прозвучал как страшный приговор.
– Почему?
У меня даже ком в горле на секунду встал.
– Думаю, если бы у них был шанс вернуться, они бы вернулись.
Девочка всхлипнула.
– Но ты подожди, не расстраивайся. Тут одно из двух: либо они уже бегают там, – я показал большим пальцем за окно, решив идти напролом, потому что нужно было скорее покончить с этой темой – либо они уже в хорошо охраняемом лагере, пьют горячую похлёбку с чёрствым хлебом.
В последнее мне и самому хотелось верить: наличие солдатской полевой кухни означало наличие солдат с оружием поблизости, а в таких условиях восстанавливать человечество куда проще, как я думал в самом начале.
Жанна расплакалась. Она приложила руки к лицу и, всхлипывая, стала медленно опускаться лицом на стол, пока не легла на него, обхватив голову руками. Эта первобытная детская энергия и та честность, с которой девочка отдалась своей скорби почему-то вызвали у меня эрекцию.
Мне захотелось успокоить её. Но не только. Мысль, что она своим шестым чувством уловит моё тайное намерение, смущала меня, не давала расслабиться и просто поддаться порыву успокоить ещё совсем юное создание, недавно потерявшее своих родителей. В конце концов, мне и правда было жаль её. Мои родители ушли рано, и эмоциональная атмосфера в семье при их жизни была не вполне здоровой, но всё-таки во мне отыскалась капля сочувствия.
Я приобнял девчушку. Её отзывчивость поразила меня до рвотного порыва: она приблизилась ко мне, обхватила своими тонкими ручками, прижала свои маленькие груди к моим рёбрам и положила голову со спутавшимися волосами мне на грудь. Тогда я серьёзно усомнился в женской интуиции: то, что закипало внутри меня было для неё опасным.
Она просидела так около десяти минут. На расплывчатом в слабом свете сумерек лице отступившие, наконец,