Я поменялся бутсами с Маккейном. Он терпеть не мог регби, а бутсы имел с металлическими шипами; иногда я замечал на шнурках следы крови.
После игры почти все шли в магазинчик за чипсами или конфетами – организм требовал добавки к бурде из столовских бачков. По какой-то причине – бедности, скорее всего, – мама никогда не давала мне карманных денег. Моей добавкой был только казенный хлеб с маргарином. Правда, однажды она прислала мне пирог. Почту доставлял кто-нибудь из младших, он же и оповещал.
– Посылка для Туалета! – выкрикнул наш почтальон звонким, еще не ломающимся голосом, и разом распахнулось несколько дверей.
– Интересно, что у нас здесь, – сказал Бейнс, выхватив у мальчишки сверток, и тут же разодрал коричневую обертку. – Пирог! Кто бы мог подумать, а, Туалет?
– Ты глянь! – подключился Уингейт. – Миссис Туалет сама пекла. Чё, на готовый из магазина денежек нету?
– Никакой это не пирог, – сказал Уингейт. – Глянь, какой тяжелый. Лови.
Он швырнул пирог Худу, тот поймал и отломил кусок. Сунул в рот.
– Вот так сюрприз, это же говно, – сказал он. – Самое натуральное.
– И вы дома это жрете? – спросил Бейнс. – Тепленьким, прямо из клозета?
Он начал перекидывать пирог с руки на руку, иногда нарочно роняя на пол, попутно приговаривая:
– Миссис Туалет, а что у нас сегодня на обед? Я бы с удовольствием поел дерьма.
Я подошел к столу, чтобы подобрать валявшуюся под ним упаковку. Потом вернулся в свою комнату, оставив пирог им на растерзание. В упаковке была записка: «Майк, мы готовили его вместе с Джули. Надеюсь, тебе понравится! Целую, мама».
Возможно, он не представлял собой ничего особенного, обе были теми еще кулинарками, пятилетняя сестренка уж точно.
Вечером пару дней спустя я лежал в кровати с учебником, когда вдруг без стука ввалился Уингейт. Вид у него всегда был озабоченный, парень вечно слонялся около душевых кабинок. Не говоря ни слова, он принялся бродить по комнате, брал мои вещи, рассматривал и клал на место. Он был тоже прыщавый, но не такой, как Бейнс, с синеватым от пробивавшейся щетины подбородком и глазами как у дохлой рыбы.
Я молчал, он тоже. Потом он остановился у кровати, долго пялился, наконец выдавил:
– Трудись, Туалет, не отвлекайся.
Я опустил глаза на отрывок из Тита Ливия, который готовил на завтра. Я не смел снова взглянуть на Уингейта, но и без этого знал, что он кое-что с собой делает, прямо над кроватью. Латинский текст расплылся, слившись в мутное пятно, я не мог ничего разобрать. Немного погодя Уингейт засопел и испустил тихий стон.
– Смотри не забудь замыть одеяло, – сказал он, застегивая ширинку.
Чатфилд находится посреди большой деревни, начинающейся от самой ограды училища, и разделяет ее пополам, на Верхний и Нижний Рукли, своими гигантскими игровыми полями, участками пересеченной местности, стрельбищами, хвойными перелесками и тренировочными площадками. На вершине