Мы сочиняем самим себе картины безрадостного существования грешного человека, должного истязать себя ограничениями и самообманами, чтобы, якобы, стать чище: потому что этого, якобы, требует от нас Бог. И вот ни в чем не повинный истукан вынужден лицезреть наше самобичевание во имя самого махрового самообмана, во имя призрачной идеи.
Но ведь в этом и есть отказ от Бога. В этом и есть проблема неразвитой, будто спящей психики, видящей себя в преломлении, а не там, где она действительно находится.
*
Видели когда-нибудь, как кобели делают свои дела на прогулке? Вот, вышел он на улицу, и мечется, выискивая, Бог знает, каких удобств, высунув язык, пристраивается то к кочке, то к кусту, прежде чем облегчиться. Пять минут, десять: что он ищет? Место? Ему плохо, ему хочется, ему невтерпеж, он тянет поводок, дышит, шипы строгача впиваются ему в шею, хозяин недоволен. Почему он не сделал все сразу? Ведь все для него: двор, газон, но ему нужны препятствия, преодоление сложностей. Ему даже кажется, что ему препятствует поводок, хозяин, тянущий его, запахи, звуки.
Именно так живёт человек: вместо того, чтобы взять все от Вселенной, обрести Истину, он представляет себе препятствия, сложности, муки. Он все подчиняет им же придуманной формуле: чтобы взять, нужно заслужить, найти, увидеть, провести ритуал, отказаться от чего-то, обежать с десяток кустов и кочек, пробы только присесть по нужде.
Личность в человеке, лицо его, повернутое к другому человеку, к обществу себе подобных, к человечеству, к Богу, начинается с отрицания себя естественного, себя натурального. В этом вся суть человека, его психики: в отрешении от себя, которое, по сути своей, есть не что иное, как приукрашивание действительности. Отчего-то нас не устраивает то, чем наградила нас природа. Наше физическое, плотное тело вечно в немилости: мы добавляем ему мышечной массы, искренне считая, будто природа нам их не додала. Мы считаем нормальным доделывать в себе многое, соревнуясь с Создателем, где-то внутри себя самих веря, что нам есть чем потягаться с Ним. Мы отрезаем и укорачиваем самих себя, думая, что природа ошиблась, споткнулась на нас, и нам лучше знать, как правильно.
*
Но ещё хуже дела обстоят в нашей психике, в мышлении, в осознании себя самих. Надо ли говорить, что человеку свойственно не признавать самого себя, отрицать нечто такое в себе, что кажется ему противоестественным, звериным, диким и нецивилизованным. Совокупляющиеся собаки вызывают стыд. Совокупляющиеся люди – гнев. Мы привыкли думать, что есть нечто в нас, что недостаточно хорошо сделано природой, чтобы открывать друг другу. Нечто такое, что постыдно, что правильней скрыть, чем показать, верней устранить все признаки его наличия, нежели принять это в себе.
Человеку странно слышать, что он животное. Хоть ему льстит определение, что он «царь зверей», но этот царь не желает быть вершиной животного мира: он над ним, он уже «не», он уже «вне», «над», причём очень и очень далеко.