многие. Во-первых, было неясно, как она выносит этот дичайший график работы: двенадцать, а то и тринадцать часов с единственным выходным – это не шутки! Во-вторых, удивляло её поистине стоическое терпение: сколь бы громко на неё не орали, чем бы в неё не бросали, каких бы звёзд с неба не требовали – всё и вся она сносила спокойно, словно бы была глухонемой. Некоторые офисные сотрудники буквально в глаза ей говорили:
– Мариш, ты прям терпила какая-то! Чего ты за «Пис Дату» держишься? Ладно мы… У нас с Сергеем Петровичем дорожки практически не пересекаются, он к нам в отдел почти не заходит. Тьфу, тьфу, тьфу! А ты с ним постоянно на связи. Уже давно бы всё послала к чёртовой матери и нашла себе нормальную работу. Специалист ты хороший, тебя с руками и ногами оторвут! А ты терпишь….
Но Марина терпела. Зубы крошились, а она терпела. Прежде всего потому, что обещала Юлии Сергеевне (начальнику юридического отдела), которая её и пригласила в компанию, что отработает в «Пис Дате» хотя бы год. Юлия сразу говорила, что дела в компании, с точки зрения корпоративной культуры, идут «так себе». Не скрывала она и того, что вот уже два года, как не могут найти директора по персоналу, который бы пришёл и «развёл беду руками». В общем, многое из того, что теперь происходило, Марина знала заранее, пусть и в теории. Хотя, конечно, «теория» и «практика», в массе своей, есть суть вещи разные.
Был ещё ряд моментов, почему Райс уходу предпочитала «съедать себе зубы». Их также нельзя не обозначить. Мураков, отдать ему должное, сотрудникам всегда платил хорошо и вовремя. Зарплата в «Пис Дате» была в среднем на двадцать – тридцать процентов выше той, что предлагал рынок труда. Данный момент для Марины был очень даже критичен. К тому же офис компании находился в десяти минутах езды от дома, что ей было на руку, особенно после недавнего развода, проходившего по жёсткому сценарию. Несовершеннолетний сын вроде бы как находился под присмотром, хотя по факту Райс не могла и на минуту вырваться из офиса, за исключением обеденного перерыва. Именно это «окно» и было той решающей отдушиной, которая определяла Маринину логику: «Могу в обед проконтролировать ребёнка». В то же самое время тот факт, что она вместо положенных шести или семи вечера едва живая приползала домой в девять, а порой и десять, когда сын уже лежал в постели, её мозгом напрочь игнорировался.
Ну и, конечно, не стоит забывать о Юлии Сергеевне – злом гении, который свою порцию маслица в огонь всегда плескал вовремя. Как только у Марины на глаза наворачивались слёзы, та её тут же брала «на слабо».
– Я не знала, что ты такая хилая и бесхребетная! Не намного же тебя хватило! – напустив на лицо максимальное презрение, вещала она. – Я в таком режиме работаю уже девять лет. И ничего! Живая! Да если бы не Сергей Петрович, я бы в жизни не смогла купить себе квартиру и машину! Да он мне как отец родной! Ну вот куда, скажи, куда ты сейчас пойдёшь? Ты думаешь, в других компаниях лучше? Да сейчас