ласково улыбается Мими, но она нервно поводит плечами и уходит. За ней громыхает дверь.
Люса садится на опустевший стул и кажется большой, одинокой, как далекая гора на горизонте.
– Я сойду с ума от этой девчонки.
– В ее возрасте я была такой же.
– Ты и сейчас не изменилась, – отрезает Люса. Она не смотрит на Нику. Буравит пол, будто он виноват во всем. – К чему разговоры о призраках? Мими и так постоянно о них говорит. Вечно читает умные книжки об экзорцизме, духах и потусторонних мирах. Замок для нее – это лаборатория. А теперь еще подопытная крыса появилась.
– А почему вы так противитесь этому? Я вечно сталкиваюсь с аномальными вещами, и ничего. До сих пор жива.
– Жива, но разве счастлива? – Люса вскидывает голову и глядит на Нику.
– Поверьте, духи здесь точно ни при чем. – Ника морщится. – Скорее, живые.
– Прости. Я сунула нос не в свое дело.
– Не переживайте, сама грешу подобным.
Голос Ники ломается, как тонкая веточка. Она всегда старалась говорить непринужденно, и иногда ей казалось, но лишь казалось, что у нее получается. А на деле каждый звук, слетающий с губ, выдавал истинные чувства.
Люса усмехается и накрывает ладонью ледяную руку Ники:
– Ты чувствуешь духов, а я вижу раненые сердца. У каждого человека свой дар. – Она смотрит на дверь, через которую убежала Мими, и качает головой. – Но я не могу найти подход к собственной внучке. Бедной девочке пришлось пережить смерть родителей, и я – слабая замена. Мими ищет их в том мире, невидимом для нас, а я хочу, чтобы она отпустила прошлое.
– Они давно погибли?
– Два года назад. Тогда случилось много плохого. Для всех была черная полоса, не только для нас.
– Кто-то еще умер?
Каждый вопрос вызывает в Нике бурю протеста. Но она не может не спросить, потому что любая деталь дополнит картину того, что она видела в холле.
– Не важно, – отмахивается Люса. – Уже поздно, деточка. Бери новый графин с водой и больше не гуляй по ночному замку. Иначе будут сниться кошмары.
Ника робко улыбается:
– Спасибо за чай. – Она встает, но в последний момент замирает. – Расскажите мне сказку о Маддалене. Это ведь и есть семейное проклятье?
Люса тут же хмурится:
– Эта история как омут. Засасывает любого, кто хоть раз ее услышит. Поэтому не проси меня об этом.
Слова звучат как замогильный шепот, или у Ники разыгрывается воображение. Но даже лицо Люсы бледнеет и превращается в гипсовый слепок. Один из тех, которые Ника видела на стенах замка. Бескровный, безжизненный и обреченный.
Ника стоит в холле, прислушиваясь к собственному дыханию. Хотя полумрак искажает окна, а тени на стенах оживляют фрески с осадой замка, она ничего не ощущает. Если нечто и было здесь, то вся надежда остается на фотоаппарат, свисающий с плеча.
Ника выходит из зала и бредет по ночному замку. Крепко держит графин, но, когда в глубине поместья раздается глухой крик, вздрагивает и вода выплескивается на грудь. Холодные капли