вы знаете.
Адам кивнул, не поднимая глаз.
– Тогда я подумал – мне это снится. Я проснусь, и я могу потерять все деньги, мой дом может сгореть, меня могут уволить с работы, но она проснется рядом и скажет: «Почему вы просыпаетесь позже меня, доктор? И почему вы до сих пор не готовы к утреннему сеансу психоанализа?», подразумевая совсем не психоанализ. Я стоял в дверях ванной, пытаясь осознать, что произошло. Я мог ей помочь, нужно было проверить, дышит ли она, попытаться нащупать пульс, сделать хотя бы что-нибудь. Но я этого не сделал. Я повернулся и вышел из квартиры. Я до сих пор вижу это будто со стороны: ночь, мокрый асфальт, ветер, дождь прямо в лицо… а я иду черт знает куда только для того, чтобы идти и не останавливаться. Прихожу на вокзал. Покупаю билет. Сажусь на поезд. И еду туда, куда глаза глядят. Выхожу на случайной станции. Там тоже ночь, правда, нет дождя, хотя довольно прохладно, и я начинаю замерзать, потому что надел плащ, но шарфа не взял. Ухожу с вокзала. Брожу по городу без цели. Час, может, два. В какой-то момент меня уже не держат ноги, и я отправляюсь на поиски отеля. Нахожу отель, снимаю номер. Ложусь спать. Просыпаюсь около полудня и снова пытаюсь осмыслить то, что случилось. И понимаю, что вряд ли получится. – Вивиан закурил в очередной раз. – Вот так я оказался в этом городе, Адам. И все, что у меня было с собой – эта шкатулка и фотография. Беатрис любила фотографировать, купила зеркальный фотоаппарат и сделала несколько снимков. На одном из этих снимков – я, у себя дома. Она отпечатала эту фотографию, а потом прислала мне. Она любила посылать письма по обычной почте. Вы видели эту фотографию на моем письменном столе в больнице. Та, где я с бокалом вина у камина.
Вивиан поднялся, подошел к окну и посмотрел на небо.
– Дождь льет и льет, – сказал он. – Надеюсь, Дита не гуляет по улице.
– Она сказала, что идет по делам.
– Мы повздорили. Мне следовало попросить прощения.
– Вы ее… любите?
Доктор Мори снова занял свое кресло.
– Любовь делает людей эгоистами, Адам. Они хотят, чтобы объект их страсти принадлежал только им. Но в этой жизни нет ни одной вещи, которая бы нам принадлежала. И уж тем более человека, который бы нам принадлежал. Когда мы уйдем отсюда, когда кто-то наверху решит, что мы отжили жалкие несколько десятков лет, с собой мы ничего не возьмем. Так зачем желать чего-то постоянного? Зачем привязываться к одной женщине или к одному мужчине? И, самое главное, зачем требовать привязанности в ответ?
– Да, но вы четыре года живете под одной крышей и спите в одной постели. Только потому, что у вас бывает головокружительный секс?
– А если я скажу вам, что нам нравится делать друг друга несчастными, что вы ответите?
Некоторое время Адам молчал, разглядывая янтарную жидкость в бутылке.
– Вы говорите, что я боюсь делать то, что мне нравится, доктор, – произнес он. – А вы боитесь говорить себе правду.
– В ваших