дрались, выкрутасничали. Я смотрел на него снизу вверх, во всем ему подражал и ему же почти всегда подчинялся.
А он, хитрованец, этим вовсе не пренебрегал. Например, использовал малость моего роста, позволявшего с головой залезать в большой дореволюционный бабушкин буфет и доставать столовой ложкой вишневое варенье из большой трехлитровой стекляной банки. Лёля брал его в рот и ел, смачно причмокивая, а я облизывал за ним ложку. Только позже догадался, что могу и сам попробовать.
Рис. 17. Перед отправкой на войну с «белофинами», 1939 год.
Еще перед войной с первого курса института «Связи» его по так называемому «Ворошиловскому призыву» взяли на Финскую войну (рис. 17), потом перебросили на «воссоединение» Бессарабии, а в июле 1941-го он там же в бывшем румынском Болграде попал в окружение, затем в плен. Его заперли в сарае вместе с другими, среди которых оказался один его однополчанин. Во время «оправки», под которой понималось удовлетворение естественных потребностей, тот посмотрел на писавшего рядом с ним Лёлю, и прошептал:
– Так ты, оказывается, еврейчик обрезанный. Несдобровать тебе, жидок пархатый.
Услышав такую угрозу, Лёля ночью, когда все спали, втихоря выбрался из сарая и убежал – времена тогда в самом начале войны еще не были столь свирепые, как позже.
Он прошел пешком южно-украинские степи, добрался до брянских лесов и вступил в партизанский отряд, был ранен, переправлен на Большую землю, где был арестован, а потом, хотя и недолго, отмотал (отсидел) почти весь свой срок на лагерном лесоповале.
Вызволила его моя мама, которая, приехав к нему в зону, сняла с пальца золотое кольцо с бриллиантом и положила его на стол тюремного начальника.
Как и большинство фронтовиков, прошедших ту страшную бойню, Лёля почти никогда не рассказывал о выпавшем на его долю горестях. Сначала (особенно в послевоенные сталинские времена) это было еще связано с тем, что к побывавшим «на окупированных территориях» власти вообще относились настороженно. И потом в течение многих лет партизан участниками войны не признавали. А ведь они, особенно такие, как Лёля, воевали фактически в самых настоящих регулярных войсках, которыми и была, на самом деле, их партизанская армия генерала С.Ковпака.
Лишь в поздне-брежневское время эти бедолаги, наконец, тоже были причислены к ветеранам войны и даже пожалованы некими льготами. Какими? Вот, к примеру, Лёле, достигшему уже 70 лет, выделили жилплощадь – крохотную «однушку» с совмещенным санузлом в блочной хрущевке без лифта на 5-м этаже. Издевательство, и только. Ведь к тому времени ему и на второй-то этаж подниматься пешком было уже не просто.
Профессиональная жизнь Лёли сложилась достаточно успешно, хотя и ему немало досталось от клыков кровожадной эпохи. Вернувшись после демобилизации в свой вуз и закончив его с отличием, он до самой пенсии проработал в научно-исследовательском институте. Защитил кандидатскую, написал много научных статей и не одну книгу. От младшего научного сотрудника