Когда в 1956 году мы с послом Виноградовым посетили его, речь зашла о репрессиях. Он сказал: маленький человек делает маленькие ошибки, а большой – большие.
Возникла галлюцинация отцовского разорванного зрения. Отец не мог посмотреть на события изнутри и издалека, новые знания не монтировались с синхроном – впрочем, он как-то честно признался мне в этом. Но логика де Голля, вызвавшего русских дипломатов под предлогом консультации по своим мемуарам, с тем, чтобы разобраться в секретном докладе Хрущева, до сих пор мне кажется отвратительной. Или ты – Ницше, или – слуга народа: Европа создана на этом разделении ролей.
Меня же как раз устраивал Ницше. Чем больше мой отец сомневался в Сталине, тем больше Сталин начинал меня интересовать. Я не хотел играть с его образом, как это делали соцартисты, но в тот момент европейской культуры, когда художник стал интереснее своих произведений, когда он их собою подменил, Сталин оказался могучим предтечей этого поворота. Человеческий материал превратился в основу его инсталляций.
– Почему именно Молотова на Западе называли Мистер Нет? – спросил я отца, отмахнувшись от собственных мыслей, которые я бы никогда не мог с ним обсудить.
– Часть большой игры, – улыбнулся отец. – Распределение ролей. Молотов как bad guy[7] вел переговоры с «западниками» к срыву. Роль Мистера Нет как нельзя лучше подходила к его характеру. Он был начисто лишен чувства юмора. Но затем появлялся good guy[8] Сталин, начинались улыбки.
Молотов, по словам отца, был сухим, докучным, хотя и образованным человеком. Во всяком случае, он был, видимо, единственным членом Политбюро, который после смерти Жданова мог твердо сказать, что Бальзак никогда не писал роман под названием «Госпожа Бовари». Он любил долгие прогулки на природе, катался на коньках, пил «Нарзан» с лимоном и обожал гречневую кашу. Однажды он озадачил отца:
– Что вы знаете о пользе гречневой каши? Узнайте и доложите!
Идея долголетия, как это нередко случалось у коммунистов, была для него заменой бессмертия. В частном порядке Молотов проявлял интерес не только к гречневой каше. В 1947 году в СССР прошла денежная реформа. Спустя полтора года, как-то ночью, Молотов спросил отца:
– У вас нет случайно при себе денег?
– Денег? – изумился отец и стал хлопать себя по карманам, чтобы с готовностью вынуть кошелек.
Премьер-министр с интересом рассматривал денежные знаки своей страны.
– Хорошие деньги, – одобрил он.
По многолетним наблюдениям отца, Сталин считался только с Молотовым. Остальные были исполнителями. Они вдвоем правили Советским Союзом. К ним наверх стекались, по их же требованию, все вопросы предельно централизованного государства, от глобальных – до покроя дамских кофточек и московских уборных, за отсутствие которых Сталин отчитал Хрущева в самый разгар великого террора. Сталин был в ответе даже за малую нужду своих граждан.
Роль института помощников, готовивших для доклада свои рапортички, объединявшие 12–15