ее за руку и повела прочь от груды разбитой черепицы и деревянных обломков, что остались от крыши старого школьного спортзала, упавшей от сильного порыва ветра. Вдвоем с мисс Хиггинс Руби пошла прогуляться по окрестным полям.
– Ты не хочешь оставаться со мной, Руби, – твердо возразила Ева. – Тут живут плохие существа, помнишь? И мы прошли так далеко, чтобы ты повидалась с бабушкой. Ты разве не хочешь ее навестить?
Руби была готова расплакаться и сказать, что нет, она совсем не хочет видеться с бабушкой. Она хочет остаться с мисс Хиггинс – или, что еще хуже, что она хочет к маме. Сочувствие сдавило грудь паромщицы, и тон ее смягчился.
– Она так расстроится, если ты не придешь. Думаю, она приготовила твое любимое лакомство. Ты говорила про шоколадное печенье, да?
– Пастилки, – прошептала Руби. – Она любит делать пастилки.
– Думаю, бабушка уже припасла для тебя пастилок, – Ева через силу улыбнулась.
За свою короткую жизнь Руби испытала лишь одну потерю. Ева не знала, что ждет девочку за чертой, но надеялась, что бабушка присмотрит за ней, пока не придут родители.
Она старалась не думать о том, что бабушка могла и не добраться до черты; что она превратилась в одного из призраков, что выли и стонали за стенами убежища. Руби тогда так напугалась, что бросилась Еве в объятия. Та убаюкивала девочку вечер за вечером, дожидаясь, пока Руби не заснет. Детский разум не способен был осознать, что с ней произошло, что ей больше не нужен сон.
Мир ведь не так жесток, чтобы забрать Руби так рано и не дать ей никого, кто бы мог ее утешить в загробной жизни?
Ева изо всех сил держалась за эту мысль, хотя не понаслышке знала, как груба и жестока может быть жизнь – и смерть.
– Тебе нужно лишь пройти еще пару шагов, – дрожащим от чувств голосом выговорила она. – И бабушка встретит тебя. Давай, иди.
Медленно, неуверенно, Руби отвернулась от Евы и пошла прочь. Сделала шаг, другой, третий, – и оглянулась через плечо прежде, чем сделать четвертый. Последнее, что увидела Ева, было ее напуганное, беззащитное лицо со слезой, сбегающей по щеке. Девочка исчезла за чертой.
Ева не спешила уходить, хотя знала, что души оттуда не возвращаются. Она хотела постоять еще немного. Паромщица представила, что Руби еще видит ее, и, чувствуя себя крайне глупо, все равно подняла руку и помахала пустому воздуху. Она надеялась, что кто-нибудь встретит ее крошечную душу; надеялась, что Руби как-то сумеет найти бабушку.
Зная, что сделала для ребенка все, что могла, паромщица наконец отвернулась. Пустошь Руби начала меркнуть еще до того, как Ева пошла прочь, словно упрекая ее за промедление. Ведь другие души ждали своих проводников. Но души не заканчивались никогда. Это был бесконечный цикл – и среди новоприбывших мало кто был так же невинен и добр и так же мало заслуживал своей участи, как Руби. Ева не торопилась.
Как обычно, небо и земля постепенно выцветали. Горы по левую руку и равнины по правую таяли в пустоте. Ева шагала, ожидая, что вот-вот появится новый мир. Каков он будет на этот раз? Город? Пустыня? А может, разоренный десятилетиями