не непреодолимые барьеры, какими кажутся на карте, а скорее пористые фильтры для взаимодействия. В этих и десятках других случаев мы успешно обходим ограничения политических границ – и даже осуществляем совместные проекты, проходящие через них, – вместо того чтобы прятаться за ними[21]. В итоге, начиная от Великой Китайской стены и Адрианова вала до Берлинской стены, Зеленой линии Кипра и Корейской демилитаризованной зоны, такие искусственные барьеры всегда проигрывали гораздо более могущественным силам. Как писала Александра Новоселофф, «…любая стена в конце концов становится всего лишь туристической достопримечательностью»[22].
Нынешние территориальные границы не всегда совпадают с политическими. Аэропорты могут находиться внутри страны, но при этом иметь собственные границы, а подразделения кибербезопасности, наоборот, патрулировать объекты технологической инфраструктуры далеко за пределами границ. И даже если границы физически надежны, мир все равно становится более открытым ввиду снятия визовых ограничений, возможности обменять в режиме реального времени валюту в банкоматах, получить онлайн любую информацию в любой точке мира и общаться практически бесплатно по Skype и Viber. Чем активнее общества торгуют и общаются, чем сильнее они зависят друг от друга, тем сложнее делать вид, что границы – самые важные линии на карте.
Отсутствие на картах рукотворных объектов инфраструктуры создает впечатление, что границы – ключевые инструменты отображения географии человечества. Но сегодня верно обратное: многие другие линии на карте нередко значат гораздо больше, чем границы. Вряд ли последние сыграют большую роль в судьбе нации, чем тесное взаимодействие между странами и разветвленная, охватывающая все уголки планеты инфраструктура. Мы в буквальном смысле слова строим новый мировой порядок.
Роль географии огромна, но того же нельзя сказать о границах. Мы не должны путать физическую географию – вещь непреложную, с которой нельзя не считаться, с политической географией, носящей преходящий характер. К сожалению, современные карты отображают либо политическую, либо природную картину мира – или и ту и другую – как непреодолимые ограничения. Нет ничего более фатального, чем порочный логический круг: нечто должно быть потому, что оно уже есть. Чтение карт это не чтение линий на ладони, где каждая линия предопределена судьбой. Я глубоко верю в основополагающую роль географии, но отнюдь не в ту карикатуру, какой ее сегодня часто пытаются представить. География, возможно, самая фундаментальная вещь, которую мы видим, но понимание ее причинно-следственных связей предполагает умение прослеживать сложную корреляцию между демографией, политикой, экологией и технологиями. Такие великие мыслители в области географии, как сэр Хэлфорд Маккиндер, сто лет назад призывали государственных деятелей ценить эту науку и учитывать ее при разработке государственных