немного опасна…
пустая аранжировка
реверберация двухтысячных
девушки на подпевках
поверь мне, что всё не напрасно…
не реви
и создал этот мир я сам
кто ж ещё
возьми моё сердце
храни, вспоминай обо мне
поверь мне, что всё не напрасно
а минора не хотели?
верь мне
Вакансия для никого.
Ведь это только я могу рассказать. Плохо ли, хорошо? Другие никак не расскажут.
9
Мы пили и пели. Еды было не много. Я не то чтобы смирился с ситуацией, но просто растворился в ней. Даже стал подыгрывать на баяне, вроде как караоке. Шурик на гитаре, Вадим ― на пианино, Лёха с бубном (инструментов всем хватило), Женька с фотиком – щёлк. В центре комнаты ― старый кухонный стол, вместо лавки ― отпиленный ярус кровати, несколько расшатанных табуреток и довольно широкий подоконник ― тоже можно сидеть. Всё это из-под потолка освещает лампочка, которая включается вкручиванием в патрон. Иногда мы выходим курить на балкон. Как он нас выдерживает?
Пиво кончилось, когда ближайшие магазины уже закрылись, поэтому Андрей и Костя отправились на «Престон». Пока они ходили тёмной улицей князя-анархиста мимо фарфоровой фабрики, инфекционной больницы и обратно, мы долго репетировали торжественный свадебный марш, чтоб грянуть его, как только они переступят порог квартиры. Леха старательно лупил в бубен мимо ритма, но мы на него не обижались ― сложно попадать в ритм, когда у тебя нет этого чувства.
Репетицию оборвал звонок в дверь. Мы затихли в ожидании, пока Дуба щёлкнет замком, и начали сразу с той части, где вступают все инструменты: «Та // та // та-ра-рам // та-та-там // та-ра-ра // та-ра-рааа-рам», в комнате нагнетается атмосфера ЗАГСа, Женька озаряет наши лица фотовспышкой цифровика, и тут мы вдруг умолкаем перед лицом толстой тётки-регистраторши браков и иных гражданских состояний, которая протиснулась в дверной проём и строгим голосом вопрошает, готовы ли мы быть вместе и в горе, и в радости:
– Дадите вы мне поспать, наконец, или нет?! ― возмущается соседка, которую довольно сложно опознать без красного берета.
Все растерянно смотрят на меня, я собираю остаток трезвости в кулак и иду извиняться и обещать, что мы больше так не будем.
Когда через пару минут в дверь позвонили вновь, мы не стали собирать наш оркестр. На этот раз дверь открыл Лёха, но ни Кости, ни Андрея не увидел. Он поздоровался с моим отцом и пропустил его в квартиру, тот зашёл к нам в комнату.
Судя по некоторым признакам, то ли пошатыванию, то ли особенной растрёпанности его одежды, я понял, что он пьян ещё больше нашего.
– Привет, Павлик, ― сказал папа.
– Тебя тут только не хватало, ― с вызовом сказал я. ― Зачем пришёл?
– Как это зачем? Домой… О, Кузин баян, ― оживился папа. ― А где мама, где Коля? Я ему шоколадку купил. Вот, сейчас, ― стал рыться в карманах.
– Уехали.
– Куда?
– Далеко.