посадив ее в машину и убедившись, что в салоне чисто, а водитель носит очки, я как безумный бросился на базу. В жизни я так быстро не бегал. Если бы измерить мою пробежку секундомером, я бы обошел трех эфиопов, занявших первое, второе и третье места, и побил бы рекорд офицерских курсов за всю их историю. Я опоздал на перекличку на пять минут. Но командир взвода сам опоздал на полчаса. Я чудом не вылетел с курсов. После церемонии, посвященной окончанию курсов, я рассказал Айелет, как рисковал в ту субботу. Я вообще не люблю вранья. Она сказала: «Ты с ума сошел. Я бы прекрасно добралась одна». На что я возразил: «Если бы меня отчислили, я бы расстроился, но за несколько месяцев принял бы это как данность. Но если бы, не приведи господь, с тобой что-нибудь случилось, я бы не смог дальше жить».
Я рассказываю тебе все это, хотя, если честно, шагая вдоль обочины Четвертого шоссе, думал совсем не про это. До самого перекрестка я размышлял о том, что у Айелет суровый, возможно слишком суровый, характер и что мне, возможно, имеет смысл найти себе кого-нибудь посговорчивей. Дойдя до перекрестка, я стал думать о своем отце. Память иногда играет с нами странные шутки. Я вдруг почему-то вспомнил, что он однажды выкинул. У Мики, моего брата, с шестнадцати до восемнадцати лет была подружка. Дафи. Милейшее создание. Невероятно славная. Длинные гладкие волосы. Огромные карие глаза. Мои родители ее обожали. И вот в один прекрасный день Мики приводит домой другую девчонку. Закрывает дверь своей комнаты. И через несколько минут мы слышим оттуда определенные звуки – ну, понимаешь какие. И тут отец встает с кресла – а он в это время смотрел матч с участием «Маккаби», то есть ты представляешь себе серьезность ситуации, – входит к нему в комнату, хватает его за грудки, вытаскивает в гостиную и кричит: «А где Дафи?» – «А что – Дафи?» – отвечает брат. Тем же наглым таким тоном, каким сегодня с ним разговаривают его собственные дети. Тогда отец как врежет ему по физиономии. «Если, – говорит, – ты больше не любишь Дафи, будь мужчиной и расстанься с ней. В семье Леванони мужчины уважают своих женщин. Так делали мой отец и отец моего отца, и ты тоже будешь вести себя так. Ясно?»
С этим воспоминанием я дошел от перекрестка до дома. И уже планировал, как с опорой на него заткну рот Айелет и докажу ей, что ничего я не сексуально озабоченный. Я заранее заготовил прекрасные фразы, характеризующие мужчин семейства Леванони, но, когда я открыл дверь, меня встретила тишина. Дверь, отделяющая гостиную от садика, была закрыта; диван был застелен простыней, поверх которой лежало тонкое одеяло. На двери спальни красовалась прилепленная скотчем записка: «Не желаю спать с тобой в одной постели. Ты меня пугаешь. Разорви эту записку (если, конечно, не хочешь, чтобы ее прочитала Офри). Спи в гостиной».
Утром меня разбудила Офри. Она подошла ко мне и спросила:
– Папа, почему ты спишь на диване?
– Потому что мы с мамой поссорились.
– Из-за того, что мы не едим здоровую пищу?
– Нет.
– Вы