мигом, пап! – заторопилась невестка.
Он сидел в кресле, поглаживая одной рукой кошку Марту, а другой скобля зудящее запястье. Наблюдал рассеянно за слоняющимися по дому людьми. Сергей переговаривался с коллегами по телефону, Виктория стирала, Ванда возилась с куклами.
В какой-то момент кошку на его коленях заменил толстый фотоальбом.
– Я решил, что тебе захочется посмотреть, – потупившись, произнёс Сергей.
Пётр Иванович молча открыл альбом.
На первой фотографии он был запечатлён рядом с женой Таней, красивой женщиной, намного красивее Ларисы. Дальше были будни молодой семьи, родственники, друзья. Рыбалка и Новый Год, октябрьские праздники и рождение сына.
– Почему я всё это забыл? – прошелестели губы.
Слух, в отличие от памяти, был у него в порядке, и он расслышал за стеной:
– Мы должны ему сказать.
– Вика, он сейчас не в лучшей форме.
– Но он твой отец. Он обрадуется. Дядя Петя всегда мечтал о внуке.
Слеза упала на снимок покойной Тани, любимой женщины.
Они укладывали его спать втроём. Ванда принесла плюшевого медведя для холёсых снов. Сергей подбил подушку. Виктория нежно поцеловала в висок.
Он натянул одеяло до подбородка и смотрел на них смятённо.
– Я люблю тебя, пап, – сказал Сергей.
– Я люблю тебя, – сказала Ванда.
– Мы тебя любим, – сказала Виктория.
Коренев уснул раньше, чем выключился свет.
Ему снилась Танюша с новорождённым Серёжей в конвертике, букет лилий, фотография на ступеньках роддома.
Он проснулся ночью в процеженной лунным светом полутьме. Хотел поменять позу, но мышцы не подчинялись. Спина приросла к кровати, и взбунтовавшиеся конечности были чужими и холодными. С усилием он разлепил веки.
И увидел в десяти сантиметрах от своего лица широкую белую совершенно голую задницу Виктории.
И понял, что сам он голый и уязвимый.
«Какой чудной эротический сон», – подумалось отстранённо.
Женщина ползла на четвереньках вдоль его тела, пробираясь от головы к ногам. Она тёрлась о дряблую старческую кожу грудью и языком. Да, она облизывала его, в лунном свете парализованный Коренев различил влажный след, какой оставляет улитка… или крапива. Кожа, там, где прошлась Виктория, краснела и набухала.
Голосовые связки Петра Ивановича вступили в сговор с руками – он онемел.
Виктория переползла к коленям, и тут Коренев увидел сына, доселе скрытого женскими прелестями. Обнажённый Сергей устроился между его раскинутых тощих ляжек. С отёкшим, как у лунатика лицом и растрёпанными блестящими от лака волосами. Сергей вылизывал его гениталии. Яростно работал языком: лобок, пенис, яички, и вниз, к стариковским ягодицам. Слюна пенилась в складках плоти.
«Мне надо проснуться», – подумал Коренев, – «Иначе во сне я захлебнусь рвотными массами».
Виктория взяла его босую ступню и бережно, как младенца, поднесла к себе. Налитые груди с бледно-розовыми сосками