Рылом не вышел! Ишь ты, на таку красавицу позарилси. Вот и получи! Кто ты, а кто она? Ты – сын вольного крестьянина, а она? Да, могеть ей прынц заморский нужон! А ты. К ней! Да со своей землей!
Разом замерзли руки у Потифора от таких мыслей. Ураган чувств поднялся в душе, ударив в голову. ─ Врешь, собачий сын! Ей нужон я, вольный крестьянский сын, а не прынц!
И в гневе лицо Потифора покрылось красной краской, а руки невольно сжались в кулаки. Обреченно взглянув ей в лицо, он тихо, как смог, спросил. ─ Могеть, я тебе не люб?
Марфа и сама не поняла, что толкнуло её в спину, только, ничего не говоря и не поднимая глаз, сделала она шаг вперед и уткнулась ему в плечо. Две горячие мужские руки осторожно легли на её плечи и нежно притянули к себе. Потифор и без слов все понял.
Она тихо плакала, уткнувшись в теплое и надежное плечо Потифора, жалея и проклиная нескладную свою жизнь и Судьбу, которая так жестоко подшутила над ней. ─ Не будет теперь барыни. Не будет и мамзели, а будет теперь трудовая крестьянка по имени Марфа. Такая же бедная, как и её мать!
И катились по щекам одна за другой слезинки, оплакивая безвременно погибшую в ней богатую барыню.
Меж тем Потифор, увидев, как тихо плачет Марфа, почувствовал большую потребность её утешить и неожиданно для себя начал осторожно гладить спину девушки своими грубыми крестьянскими руками. ─ Ну-ну, поплачь! Все когда-нибудь прощаются с девичеством, родными, друзьями. Теперь у тебя будет своя семья! Будем работать на земельке. Она у нас славная, всё родит! И нас прокормит!
Из памяти откуда-то выплыл образ отца, вот так же, как и он утешавшего когда-то его мать. Его слова и интонация сами попросились на волю. – Ну-ну, Марусенька, будет! Ты, значит, не плачь. Ну, не хочешь щаз, давай в друго время.
Марфа вцепилась обеими руками в косоворотку, вдруг вспомнив, как это делала её барыня, и начала театрально раскачиваться то вперед, то назад. – Щаз! Увези меня щаз! Прямо щаз. Увези куда угодно!
─ Ну, ладно! ─ удивился Потифор такому накалу неожиданно нахлынувшего чувства и настойчивости девушки. ─ Телега-то у мене большая. До Малиновки отсель недалече. Могем и щаз! Один черт Никишка тока завтре поедеть домой.
И, нежно подхватив девушку на руки, понес её к телеге с лошадью, которую с самого начала привязал к деревцу.
Марфа без слов забралась на душистое сено, запахнулась глубже в армяк Потифора. Почувствовав, как тронулась телега, закрыла глаза. ─ Вот и всё! Прощай, Поганка! Прощай и ты, тетка нелюбимая. Еду я в Малиновку. Там выйду замуж за крестьянина, нарожаю ему кучу детей, буду в огороде копаться. Прощай, так и не состоявшаяся барская жизнь!
Как-то незаметно запахи свежего сена начали проникать в неё. На душе становилось спокойнее и чище. Наконец, измученная круговоротом событий дня, Марфа мирно уснула.
6.
Середина августа 1896 года, Медвежий куст, подсобное хозяйство женского Покровского монастыря.
Смарагде непривычно жарко и душно. Она голая и бесстыдная стоит, прикованная к столбу. Две молодые девушки