сделал вид, что знал, и потому не застигнут был врасплох и не пребывал, как все остальные, в электрическом потрясении?
Многие были посвящены, и посвящены задолго. Даже успели восковые свои фигуры приготовить – и по причине свой неотлучной занятости вместо себя на обед их выслать.
Эпитет у Гоголя я позаимствовал не случайно, конечно. Но вот ведь какие параллели пересеклись в неевклидовой геометрии нашей жизни.
У Гоголя я позаимствовал литературный эпитет, а Мейерхольд позаимствовал у князя Николая Андреевича Ростова театральный эпитет: вместо актеров в финальной сцене «Ревизора» (немая сцена) выкатил их восковые фигуры.
Вон, по левую руку старого князя, восковая фигура императрицы Елизаветы Петровны. Как живая сидит – и гневно на него – на него предерзкого смотрит!
Рядом с очаровательной Жаннет – Вольтер, но и он в философическом сарказме прямо-таки испепеляет управляющего.
Испепеляет и Мария Антуанет!
Но что ему, бездушному?
Как гильотиной ножом орудует; из-под рукава черного фрачного ледяной вопрос высверкивает: «Что, и вашу шейку нежную? С превеликим удовольствием!»
Но нет, не удастся ему это душегубное удовольствие исполнить.
Сам граф Сен-Жермен из-под кружевных рукавов своих фокусных две карты уже вытащил – и третью, в масть его каторжную, бубнового туза кладет!
И Александр Васильевич Суворов в летящем своем победном порыве со стула своего привстал и руку свою призывно вытянул – чудо-богатырей своих в атаку штыковую поднимает.
Еще бы мгновение – и они, чудо-богатыри суворовские, на штыки управляющего подняли!
Но тут раздалось не раскатисто русское у-р-р-а-а-а, а раскатистый хохот Бутурлина.
Будто он бутылку шампанского откупорил, за один глоток ее выпил – да об пол и разбил!
Управляющий даже вздрогнул и голову в плечи втянул – и вилку на тот же пол и выронил.
Вилка с куском ростбифа шмякнулась на пол – и того эффекта, что произвел хохот Бутурлина, разумеется, не произвела. Всем показалось даже, что управляющий не вилку обронил, а подхихикнул Бутурлину гаденько и подленько.
А Бутурлин радостно и безудержно хохотал!
Наконец-то, по крайней мере, для него обед этот в обществе восковых фигур закончился.
Но он ошибался.
Первым обед должен был покинуть тринадцатый из приглашенных – тот, кто сидел на иудином стуле, т. е. управляющий. Так что Бутурлину пришлось задержаться.
За стол, правда, он не сел. Остался стоять за два шага до закрытых дверей.
Двери почему-то перед ним не распахнулись, а ведь именно на том самом паркетном квадрате стоял, который механизм в действие и приводил.
Видно, у этого механизма еще какой-то был секрет: не перед всеми двери без разбору открывать.
Наверное, был.
По крайней мере, часовые возле двери как стояли истуканами, так истуканами и продолжали стоять. Ни на мгновение не усомнились