Маргарет стали предметом разговоров в спальне, уже в первый вечер ее пребывания в доме.
– Прости, Кейт, но твоя мама говорит наиоскорбительнейшие вещи.
– Да, знаю, – ответила она, разбирая одну из полок Адама. – Но мы ее не изменим.
– Но она расистка. Она порой ужасающе узколоба, серьезно.
– Она моя мама, Адам. И она горюет.
– Понимаю, понимаю, но…
– У нее не было среднеклассового воспитания с милыми маленькими либеральными каникулами на юге Франции, как у тебя. Ей тяжело приходилось в юности. И ей тяжело сейчас…
– Очень глупо так говорить. Извини, но это все равно что сказать, что Гитлер ничего не мог поделать, ведь его так воспитали. И к тому же, ты ведь смогла спастись от своего воспитания?
– Спастись? Ты понимаешь, как высокомерно ты сейчас звучишь? Я ни от чего не спаслась, и я не стыжусь своей матери. Если не можешь принять тот факт, что я люблю кого-то, члена собственной семьи, что бы тот ни болтал, боюсь, это твоя дурацкая проблема.
– Отлично, раз ты этого хочешь… – и в этом конкретном случае Адам встал, чтобы спастись. Взяв меня с собой. В парк.
– Идем, малыш. Гулять.
жесткий
Когда мы вышли на улицу, я пытался вразумить Адама. Зачем быть столь жестким с Кейт? Он никогда так себя не вел. Обычно он был спокойным и рассудительным.
Я вилял хвостом, тяжело дышал, смотрел мягко. Похоже, это возымело некий эффект, ведь когда мы подошли к парку, его походка стала легче и он даже начал насвистывать. А затем я вспомнил.
Вчерашняя женщина. Эмили.
Она вновь была там, как Адам, должно быть, и ожидал. Сидела на скамейке и смотрела, как Фальстаф трусит по парку. Вновь я решил, что лучше всего остаться с Адамом и убедиться, что он защищен.
– Еще раз здравствуйте, – сказал он.
– Здравствуйте-здравствуйте, красавчик, – откликнулась Эмили и погладила меня по голове.
– Вы босиком.
Она улыбнулась, ее голова склонилась набок.
– Да, я стараюсь не носить обувь. Насколько это возможно. Люблю ощущать землю под ногами, так я чувствую себя в согласии с природой и все такое. Знаете, вибрации. – Она подняла голову и взглянула на Адама. – Наверно, вы думаете, что я чокнутая.
– Нет, вовсе нет. Вовсе нет. Мне бы не помешало сейчас почувствовать себя в согласии хоть с чем-то, если уж начистоту.
Лицо Эмили нахмурилось от преувеличенного сочувствия, хотя ее запах остался прежним.
– О, простите. Бедняжка. Трудный день в офисе?
– В школе, вообще-то. Я учитель.
Преувеличенное сочувствие перешло в преувеличенное удивление.
– Учитель? Ух ты, должно быть это восхитительно!
Адам помолчал, он никогда прежде не получал такого отклика.
– Что ж, бывают хорошие моменты. А вы?
Эмили выглядела смущенной.
– Ваша работа? Вы работаете?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст