ее не было вечерами, мне не хватало собеседника.
И когда она царственно проскользнула сквозь кошачью дверцу, мое сердце забилось.
– Где ты была? – спросил я ее. Мой тон был любопытствующий, а не сердитый.
– Всюду, – проурчала она. – Всюду.
– Думаю, Семье тебя не хватало.
Она оглядела меня тяжелым скептичным взглядом.
– Думаю, ты обнаружишь, что Семья даже не заметила.
– Будь уверена: они скучали.
– Что ж, дорогой, им придется скучать по мне еще, ведь я вернулась ненадолго.
– Но…
– Вообще-то, я подумываю вовсе уйти.
– Ты не серьезно.
– Боюсь, что серьезно, сладкий, – она лизнула свою лапу. – Тебе никогда не хотелось уйти? – спросила она, потянувшись в корзинке.
– Не понял?
– Тебе порой не хотелось просто уйти, убежать, начать все заново?
– Нет. Должен признать, что нет.
– О, а мне да. Вообрази, какая это свобода. Представь, дорогой. Ходить от дома к дому, создавая новые характеры, новые имена, и получая неиссякаемый запас молока.
– Но ты бы не смогла, верно? Ты бы не смогла оставить Семью навсегда?
– А почему бы и нет?
– Ты бы скучала по всем.
– О, нет. Видишь ли, тут ты ошибаешься. Я бы вовсе не скучала по ним. Ни капельки. Я бы просто думала обо всех новых коленках, на которых я могла бы лежать.
Я вздохнул.
– Думаю, ты отрицаешь.
– Отрицаю? – промяукала она недоверчиво.
– Угу. Я тебя видел. Я видел, как ты крутишься возле Шарлотты. Ты ее очень любишь.
Ее голова втянулась в шею.
– У нее самые теплые коленки в доме.
– И это все? Просто теплые коленки?
– Да, Принц. Боюсь, что так. Это все, что она для меня значит.
– Я не верю.
Ее голос изменился.
– Что ж, поверь. Если слишком привязываешься к людям, это только вредит. – Хотя у нее была склонность преувеличивать, я не мог не заметить убежденности в ее взгляде.
– Как так?
– Дорогой, послушай. Я брожу по городу каждый день и каждую ночь. Я не такая, как ты. Я подвижна. Могу пойти, куда захочу. Я заглядываю в окна и вижу, что происходит. Я забираюсь в сады и порой, если знаю, что это безопасно, захожу в дома. Я слышу истории, которые рассказывают другие кошки. У людей кризис. Они притворяются перед всеми, что все еще счастливы, как всегда, но за закрытыми дверями все иначе. Они потеряли контроль. Родители и дети воюют – друг с другом и между собой.
– Так к чему ты это?
– Я к тому, что если ты слишком сблизишься с Семьей, то пойдешь ко дну вместе с ними.
– Есть вещи, Лапсанг, которые даже ты не понимаешь.
Лапсанг взглянула на меня с сомнением.
– Чего я не понимаю?
– Что Семья будет в безопасности.
– Как ты можешь быть уверен, когда это уже происходит? Когда знаки ее печального, но неизбежного распада уже здесь.
– В домах, которые