звонок.
Сакина широко улыбнулась. Но открывать дверь не спешила. Пусть подождет немного. Чем дольше подождет, тем слаще покажется.
Еще звонок.
Сакина закружилась от восторга. Погасив в прихожей яркий свет, оставила только красный, создающий интим, ночник. Кстати, тоже его подарок.
И с радостной улыбкой отворила ему дверь.
И бросилась в его объятия.
И закричала от ужаса диким голосом.
Вместо ее любимого стоял какой-то человек, закутанный в белую, пропахшую нафталином простыню.
– Ааааа, ууууу!
У белой простыни, кажется, нет и лица, во всяком случае, там можно было разглядеть только черную пустоту.
И из этой простыни раздался голос:
– Не бойся, дорогая. Это я, Хасан…
Голос был знакомый. Женщина немного успокоилась. Но крикнула еще раз:
– Ааааа, ууууу! На этот раз для того, чтобы напугать мужчину.
– Не бойся, моя единственная… – Хасан сбросил простыню и остался в одних трусах. – Не бойся… Это тебе!
Хасан протянул ей цветы. Женщина в растерянности постояла немного, затем, улыбнувшись одними уголками губ, поставила цветы в вазу.
Однако розы не очень-то были хороши'. Они были все измяты и производили вид весьма потасканный. Мужчина заключил Сакину в свои объятия. Женщина поласкалась немного и оттолкнула его в сторону. От Хасана так и несло нафталином.
– Иди, помойся, – сказала женщина, мило улыбнувшись. – Чем-то пахнет от тебя.
И, увидев выражение его лица, громко засмеялась. Желая поскорее избавиться он щекотливого положения, Хасан направился в ванную.
– Скажи, что случилось?
– Выйду расскажу.
Однако Сакина загородила ему дорогу:
– Прямо сейчас рассказывай. Что случилось?
Хасан не знал, что и сказать. Он стоял, уставившись в одну точку, как школьник, не выучивший урока. Сакина опять рассмеялась.
– Одежда твоя где?
Хасан начал заикаться, краснеть. От одного воспоминания о Призраке его кинуло в дрожь.
– Отдал какому-то нищему… – еле выдавил он. – Да, отдал нищему.
– И телефон тоже?
Сам того не замечая, Хасан изо всех сил кивнул головой.
– И деньги?
Хасан опять кивнул. Потом стеснительно добавил:
– Да… Все отдал… В карманах ушло…
Женщина конечно же догадалась об ограблении, но решила не показывать виду.
– Никому ничего не давай, – сказала она тоном матери, отчитывающей сына-озорника. – Не раздавай свое добро чужим людям.
Хасан слушал ее, кивая головой в знак согласия. И повторял за ней: «Никому не дам. Не буду раздавать свое добро чужим людям». Весь вид его выражал полное послушание. Тем не менее упавшим голосом он попытался возразить:
– Пожалел я его… Очень уж вид у него жалкий был… Я о призраке… о нищем говорю. Пожалел я…
– Мне их тоже жалко, – сказала жестко Сакина. Но я никому не даю. И ты тоже не давай.
Хасан