Но я зря старалась.
Он пробормотал себе под нос «собака» и снова уткнулся в блокнот. Похоже, он окончательно поставил на мне крест.
На полке в кабинете стояла книжка с обложкой, очень похожей на нашу с папой любимую «Баю-баюшки, луна!». Только название на испанском. Вот бы посмотреть ее, думала я, но как объяснить, чего я хочу?
Я миллион раз видела все выпуски «Улицы Сезам», знала наизусть все мультики про испанскую девочку Дору, часами смотрела испанские каналы и неплохо научилась понимать испанский язык – главное, чтобы не сильно тараторили. Уж по крайней мере, чтобы прочесть название книжки, моего словарного запаса вполне хватило. Но доктору Гризли это не интересно.
И музыка ему не интересна. А я помнила слова и мелодии сотен песен, могла воспроизвести по памяти целую симфонию – у себя в голове.
И знала все цвета, названия всех геометрических фигур и всех животных, какие полагалось знать детям моего возраста, и еще кучу всего, чего мне знать пока не полагалось. Я легко считала в уме до тысячи и обратно. И узнавала на карточках сотни слов. Только никто об этом не подозревал.
А этот доктор Гризли и за тысячу лет, даже в самом распрекрасном медицинском колледже, не научился бы меня понимать. Поэтому я сделала «умственно отсталое» лицо и стала вспоминать, как прошлым летом мама водила меня в зоопарк. Слоны там были классные, но воняло от них ужасно! Доктор, кстати, чем-то напомнил мне одного из них. Ни он, ни мама не поняли, чему я улыбаюсь. Приговора мы ждали в приемной. Доктор Гризли не долго раздумывал, и скоро нас пригласили обратно в кабинет.
Почти все взрослые почему-то считают, что я плохо слышу. Говорят обо мне прямо при мне, будто я пустое место: чего стесняться недоразвитой? Зато сколько всего интересного узнаешь! Но доктор Гризли вообще всех переплюнул. Он даже не пытался деликатничать и совершенно без подготовки вывалил на маму все гадости, какие только мог придумать. Ей, наверное, показалось, что ее переехал грузовик.
– Миссис Брукс… – доктор Гризли прочистил горло, – у вашей дочери Мелоди – крайняя степень умственной отсталости, вызванная обширным повреждением мозга.
М-да, несмотря на свои пять лет, я сразу поняла, что дела мои плохи: в благотворительных телемарафонах такие слова звучали не раз. Стало трудно дышать.
Мама вздрогнула и целую минуту не могла ничего сказать. Наконец, выдохнув, она нерешительно заговорила:
– Но я точно знаю, что она умная девочка. Это же видно по глазам.
– Вам так кажется, потому что вы мать, вы ее любите. Человеку свойственно приукрашивать. – Доктор Гризли был сама любезность.
– А я вам говорю, что она все понимает. Более того, она умнее многих других детей. Я уверена в этом.
– Конечно, нелегко сразу принять, что ваш ребенок не такой, как все. На это требуется время. У нее церебральный паралич, миссис Брукс.
– Я знаю ее диагноз, – ледяным голосом ответила мама. – Но человек не сводится к строчке в медицинской карте.
Отлично, мамочка, ты ему показала!
Но мамина уверенность таяла