прохладой ночи, окунались в реку, тёплую, словно парное молоко, и отдавались власти инстинктов.
Долгие ночные часы, обратившись в волков, мы бегали в лесу, забыв обо всём, сосредоточившись лишь на неимоверной силе в упругих бесшумных лапах. В моей снежной шерсти запутывались звёзды, в его белесой – слепящим следом отражалась лапа Млечного Пути. Глаза горели… Дыхание обжигало. И мы чувствовали свободу.
Мне всегда нравилось обращаться в волчицу. Это было высшим проявлением честности, чести и воли, на какие только могло быть способно моё сознание. Не нужно ни говорить, ни притворствовать… Все мысли – в ночи, и взор устремлён в светлость звёздного мрака. Только ветер и шёпот деревьев…
В преддверии рассвета мы, приятно устав, возвращались домой и засыпали на тёплом ложе, нежно сплетаясь в невинных объятьях. Мы с ним могли проспать целые сутки, пока люди работали в полях, укутавшись в лохматые лучи дневного света, а просыпались мы от проникновенного тёплого, мягкого дождя.
Зимой этот дождь лил несколько недель беспрестанно, но потом смолкал, уступая место багровым, как трава, тяжёлым, низким облакам, которые я так любила доставать рукой, взмыв в небо, и которые так долго разглядывал тот, кто был рядом. Но и эти пары вод и земли рассеивались, как только Ильферины вскакивали на своих коней и объявляли начало весенней охоты.
Однажды мы не дождались этого сигнала. Грянула первая Волна третьей Бури, и мы, переглянувшись, тихо вздохнули, поднялись и вышли из дому. Я посмотрела на Лиссиан с вершины горы, с самого высокого шпиля. Закрыла глаза, вдохнула полную грудь воздуха и забрала отданную мною душу. Лиссания дико застонала, и от этого стона моё сердце разорвалось пополам. Лишь крепче зажмурившись, расправила кожистые тёмно-синие крылья и в десять взмахов миновала воздушное пространство планеты.
Он летел рядом. Молчал. Чувствовал мою боль… и осмелился взять за руку.
– Лиссиан долго не просуществует, – не скрывая боли, вымолвила я. – Мефазм… Разве эта земля такое заслужила?..
– Тихо… – он остановил меня в Пути и крепко обнял. Я решила тогда, что заплачу. – Не думай ни о чём. Успокойся…
Так и не заплакала.
Лиссания пала три года спустя. Ильферины погубили людей, и планета сгубила саму себя, потому что не находила в своём чреве должного равновесия.
А у нас шла своя война. Эзиэкиль и Люцифер угодили в переделку, которую мне удалось миновать (быть точнее, меня выгнали из команды), и ещё удалось подоспеть к тому моменту, где мы смогли спасти Асамара от гибели. Случился Суд, где мне посчастливилось порядочно урезать срок Эзиэкилю, пусть пришлось биться порядка трёхсот лет. С Люцифера были сняты все обвинения, как мне тогда сказали. Солгали. Но речь не о том.
Третья Буря прошла быстро, как-то незаметно, словно в тумане. Шла она долго… Но я могу припомнить лишь жалкие обрывки. Видимо, сказывается срок давности…
Да